— Господин Лафонтен? Надеюсь, я вам не помешал?
— Разумеется, нет. — Он коротко вздохнул и выпрямился. — Прошу садиться, господин Шапиро.
Шапиро сел, тиская в руках папку с бумагами. Вид у него был серьезный и чуть не торжественный, но во взгляде мелькнуло на миг выражение, как у провинившегося мальчишки-студента. С чего бы это?
— Я слушаю вас, господин Шапиро.
Новоиспеченный Первый Трибун поерзал в кресле и заговорил подчеркнуто официально:
— Я полагаю, вам известно, господин Лафонтен, что мы очень пристально следим за ходом расследования последних инцидентов.
— И? Появились новые факты?
— Это пока не факты, — вздохнул Шапиро. — Только обстоятельства, которые нуждаются в проверке.
— Вы кого-то подозреваете?
— Да… пока только в случайном соучастии. Но…
— Но есть особая причина, по которой вы обратились сейчас прямо ко мне, а не к Дюмару?
Шапиро, похоже, всерьез желал провалиться сквозь пол вместе со своими новостями. Хотя вид сохранял спокойный и решительный.
— Речь идет о вашем сыне.
Лафонтен медленно выпрямился:
— Прошу прощения?
Судя по выражению лица Шапиро, ничего хорошего для себя он не ждал. Однако аккуратно раскрыл папку и извлек лист бумаги.
— Вот… Прошу ознакомиться.
Лафонтен взял бумагу, пробежал ее глазами и аккуратно положил на стол перед собой. Коротко вздохнул.
Шапиро заговорил снова:
— Мы полагаем… то есть мы уверены, что это случайное стечение обстоятельств… или чья-то намеренная провокация. Но расследование необходимо.
— Да, конечно. Вы правы… И я очень благодарен вам за то, что вы сразу обратились ко мне. Сколько у меня времени на выяснение обстоятельств дела?
Шапиро перевел дыхание и сказал уже без подчеркнутой официальности:
— Заседание Трибунала состоится через две недели. Через десять дней нужно дать ответ.
— Хорошо. Это все, что вы хотели мне сообщить?
— Да. — Шапиро торопливо поднялся. — Еще раз прошу прощения за беспокойство.
— Не стоит. — Лафонтен тоже встал. — Через десять дней ответ будет у вас.
Оставшись один, он тяжело опустился в кресло, взял со стола и снова перечитал постановление Трибунала.
«Арман де Лафонтен, Региональный Координатор (Западная Европа), приглашается на заседание Трибунала для дачи ответов на ряд вопросов, возникших в связи с расследованием…»
Это как же так?
Он протянул руку к переключателю интеркома:
— Дэниел.
— Да, месье Антуан?
— Мой сын у себя?
— Был у себя полчаса назад. Найти его?
— Да. И попросите зайти ко мне немедленно.
Он успел выкурить сигарету и немного успокоиться, прежде чем дверь снова хлопнула.
— Добрый день, отец.
— Не такой уж добрый. — Лафонтен медленным движением выпрямился в кресле и положил на стол сцепленные руки. Внимательно глянул на сына. — Сядь.
Арман опустился в кресло для посетителей:
— В чем дело? Что-то не так?
— Пока не знаю. — Лафонтен придвинул ему оставленную Шапиро бумагу. — Будь добр, объясни мне, что вот это такое?
Арман взял бумагу, с тревогой глянул на отца. Достав из кармана и надев очки в тонкой золотой оправе, начал читать. Потом вздрогнул и судорожно вздохнул. Дочитал, положил документ на стол и нервным движением сдернул очки.
— Черт!
— Очень красноречиво, — произнес Лафонтен, внимательно за ним наблюдавший. — Это не все, что мне предстоит услышать? Объяснишь мне, во что вляпался?
— Отец, это… просто нелепое совпадение! — воскликнул Арман. — Да, действительно, этот парнишка — мой агент, теперь уже бывший. История получилась нехорошая, но это был именно случай, никакого умысла! Мне не хотелось ломать ему жизнь, и я не стал передавать дела в Трибунал.
— То есть это стечение обстоятельств?
— Ну конечно. Я вообще не понимаю, кому понадобилось копаться в делах пятимесячной давности, которые даже последствий никаких не имели, все тогда же было улажено!
Лафонтен вздохнул с облегчением:
— Ну, тогда все не так плохо. Шапиро рад будет закрыть разбирательство. Сообщи ему обстоятельства дела, дай адрес этого твоего агента — пусть подтвердит, что и как было…
— Отец, извини… Я не могу.
— Что? Чего ты не можешь?
— Не могу сообщать все это Шапиро. Я обещал, что эта история останется между нами.
Лафонтен несколько мгновений смотрел на сына молча, чувствуя нехороший холодок где-то под сердцем. Потом тихо произнес:
— Арман, ты в своем уме? Ты понимаешь, что говоришь?! При таких обвинениях, — он кивнул на бумагу, — тебя самого отдадут под суд как соучастника! И я ничем — слышишь? — ничем не смогу тебе помочь!
Арман упрямо вздернул подбородок:
— Воля твоя, отец.
— Нет, сын. Именно на сей раз — не моя! — гневно пристукнул по столу ладонью старший Лафонтен. — Я ничего не могу изменить, не нарушив правил, и не хочу — не вижу смысла — позволять вот так трепать нашу фамилию!
— Так все дело только в фамилии?
— Все дело в том, что ты мой сын. И просто стоять и смотреть, как ты ломаешь свою карьеру, а может, и жизнь, ради чего?! Когда ты, наконец, усвоишь, как мало стоит на деле такое благородство?!
Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, потом Лафонтен со вздохом провел по лицу ладонью.
— Иди. Через неделю вопрос должен быть решен. И не забывай, что я могу устранить проблему и сам.