Наследие (СИ)

Заметив, что наемница начала потирать замерзающие руки, Фарен снял свою потрепанную охотничью куртку из мягкой кожи и накинул ее на плечи Джайры, вздрогнувшую от неожиданного вожделенного тепла. Вернувшись на свое место, он встретился с ее недоуменным взглядом и слабо улыбнулся.

— Люблю зиму, — тоскливый взор некроманта снова устремился к ночному небосводу. — Крестьяне отмечают Зимовье, надевают маски, как в Сиериконе, жгут костры по ночам в полях и танцуют вокруг них. После празднества можно не беспокоиться, что припасов не хватит до весны. Вокруг столько радости и веселья, редко случается несчастье… Зима — это почти идеальный мир. Когда все становится черно-белым, не надо задумываться об оттенках серого. Цвет больше не обманывает.

Джайра внимательно его слушала, кутаясь в согретую куртку, от которой почему-то пахло шоколадом. «Скучает по дому…»

— Но ведь все становится холодным, — произнесла она. — Зимой трудно найти тепло.

Грустная улыбка исчезла. В глазах, до сего момента светившихся теплыми воспоминаниями, стала отражаться чернота неба.

— Да, это так. Вместе с цветом уходит и тепло.

— Которым люди особо дорожат в холодное время и неохотно им делятся, хоть и так не проявляют благосклонность… Этот снег быстро растает, но он появился слишком рано, — постаралась сменить тему разговора Джайра, чтобы отогнать подступившую к собеседникам хандру. — Зима будет долгой и холодной, и урожай…

— Может замерзнуть, — вздохнул Фарен, как показалось Джайре, с каплей гнева. — Только голода Ардонии не хватало. Остается только надеяться, что Пекна поможет Руэлле.

Припоминая недавний разговор Фарена с его другом детства, ныне советником Гласа провинции и тайным чародеем, она открыто сказала:

— Я думала, ты недолюбливаешь лорда Пекны.

Фарен вдруг удивленно посмотрел на нее.

— Я? Почему же?

— Ну, — потупилась Джайра, — все эти восстания и войны…

Он устало усмехнулся.

— Это не лорды, и не крестьяне. Это все вассалы. Им разрешено вести свои дела между собой, лишь бы они платили десятину лорду и были готовы встать под его знамена.

— Так значит, это правда?

Теперь недоумение было на лице Фарена, глядящего прямо в глаза пристально смотревшей на него Джайре.

— Что — правда?

— То, что ты виконт, единственный наследник Руэллы.

— Был им, — искренне вздохнул он, — в прошлой жизни.

— Имеешь в виду — до заражения?

— Да.

Ответ некроманта на ее сочувствующий вопрос прозвучал грубо. «Может, он просто не хочет об этом говорить?»

— Но ты и сейчас остаешься виконтом.

Еще большее сочувствие было встречено взрывом горького раздражения.

— Лучше бы я остался человеком.

Он откинул кусочек черепицы к ногам.

— Но послушай, почему ты не заявишь хотя бы своим родным, что ты жив? Тебя ведь ищут, уже столько лет переживают горе.

— И как ты себе это представляешь? Я появлюсь перед отцом в таком… виде? И кто мне даст гарантию, что я сохраню самообладание?

— Но сейчас ведь ты сохраняешь?

Фарен усмехнулся, немного помолчал, вслушиваясь в шорох навалившегося на крыши снега.

— Сейчас… Я даже сейчас не могу сказать, что я держу мрак на поводке. А что будет там? Что если я не выдержу при виде отца? Нет уж.

«Ненависть к самому себе… как это знакомо».

— Меня успокаивает немного только то, что в Октаве везде и всюду рыскают Стражи, они хотя бы не позволят причинить вред окружающим людям. А мне достаточно сломаться по одному поводу, чтобы сорваться.

— И какой же это повод?

Снова раздраженный вздох.

— Ну, например, я монстр, освободиться от проклятья навряд ли удастся. Сейчас я тих и спокоен, но это длится с момента встречи с Хероном, а как известно по закону подлости, после затишья начнется буря, и я даже представить не могу, что я могу сотворить. Мне никогда уже не стать нормальным человеком, — в голосе прозвучало знакомое Джайре отчаяние, — я никогда не увижу ни отца, ни дом. Ладно, хоть я пока не бросаюсь на каждого встречного, иначе мы бы с тобой сейчас не говорили.

— А ты не думай об этом, — энтузиазм, с каким Джайра произнесла эти слова удивил Фарена. — Зачем ты думаешь о том, что достижение твоей цели невозможно? Лучше думай о том, как ее достичь, — дотянувшись до откинутого черепка, она подала его Фарену. — Эврикида как-то сказала мне: не проклятия делают нас монстрами, а мы сами.

С сомнениями Фарен взял кусочек из ее рук, разглядывая его будто в первый раз. Джайра, сняв с себя куртку, накинула ему на плечи и исчезла за карнизом. Вскочив с места вслед за ней, он даже не успел ничего сказать.

Наемница снова спустилась на второй этаж к гостевому столику. Камзола и сюрко уже не было на месте — видимо, прибрали заботливые слуги. Джайра устало погрузилась в кресло, сложив руки на подлокотники. Где-то хлопнула дверь, но потом снова все погрузилось в ночную тишину. Этажом ниже в часовне сквозняковый ветер перебирал «небесные голоса», нежно звеневшие, ударяясь друг о друга. С грустным отчужденным видом она уставилась в одну точку, не меняя позы. Снова терзающие мысли об Эврикиде, снова это угнетение.