Наследие (СИ)

— Мы не можем дать тебе избавление от проклятья, у нас нет таких знаний. В этом тебе могут помочь лишь эльфийские правители, но бороться с тьмой внутри себя можешь только ты, и исход всей борьбы зависит только от тебя.

Это был первый случай, когда ему подсказали дорогу к очищению. Вторым случаем он обязан Херону, помогшему ему найти опоры внутри себя, чтобы не сдаться от отчаяния. И сейчас, глядя на Джайру, он понимал, что она — третий случай, когда ему дают силы извне. Ведь если тебя просят о помощи, значит, еще не все потеряно. Внезапно ему стало ясно, почему наемница так дорога Патрицу — она не была подвержена предрассудкам человеческой жестокости и видела человека таким, какой он есть, а не то, что делает его монстром в глазах окружающих.

На улице Джайру встретила Фрида, переодевшаяся в шелковый халат, раскрасневшаяся после жарких терм, и проводила взглядом удаляющегося от наемницы Фарена.

— И где ты только находишь таких красавцев? — Джайра хмуро посмотрела на нее. — Надеюсь, ты хотя бы этого не изуродуешь?

На колкость стагаты хмурость Джайры сменилась неприязнью.

— Ой, да ладно тебе! — женщина легко толкнула ее в плечо. — В одном тебе все же не везет: с ними рядом находиться как засовывать руку в мешок со змеями — никогда не знаешь, укусят они тебя или ласково задушат.

На заливистый смех Фриды Джайра ответила безнадежным вздохом.

— Скажи мне лучше вот что: что вас привело в Октаву?

Стагата прекратила смеяться, но лисья ухмылка не сошла с лица.

— Что ж, это не секрет. Мы собираем согласия лордов Ардонии на прошение о независимых державах.

— Как? Все хотят выйти из состава Ардонии?

— А ты помнишь, что называлось Ардонией? Это был союз народов, людей и эльфов, с целью помочь Протекторам в вечных сражениях с мраком. Первым королем Ардонии был…

— Протектор Эфферон. Я это знаю. Только вам не кажется, что сейчас не самое подходящее время?

— Идет Год Дракона. Было много предсказаний, что именно в этот Год Дракона мир изменится и прекратится весь этот хаос.

Джайра возвела глаза к небу.

— Знаешь, что я думаю по поводу этого хаоса? То, что происходит в мире, зависит от людей, а не от символа года. Это уже потом какой-нибудь летописец поднимает палец в небо: «А ведь это был Год Дракона!» Демоны бы его побрали! Я имела в виду, что Ардонии грозит голод, а Амнис думает только о воображаемой войне. И вы хотите разорвать страну на части?

— В том-то и дело, что мы пришли сюда для визита к графу Тантелли, Гласу Южных Провинций! Только он еще не давал согласия. Не кривись так. Я знаю, что у тебя не лежит душа ко всему, что находится слишком близко к Шпилю Королей. Хотя Кровопийца, как я погляжу, изменил своим приоритетам, — Джайра снова одарила ее неприязненным взглядом.

— Что ж, удачи вам в этом, потому что это единственное, что может вам сопутствовать в этом деле.

— Ладно-ладно, дочь безнадежности, посмотрим, что ты скажешь завтра, когда мы вернемся с переговоров, — высмотрев, куда ушел Фарен, Фрида снова перешла на шутки. — У тебя же нет на него видов? Не проходить же мне мимо этого соблазнительного…

— Делай, что хочешь, — отрезала наемница, отправившись в свою комнату.

Фарен с расстояния наблюдал за разговором, витая в раздумьях. К нему бесшумно подошел Хаким:

— Любишь наблюдать за ней?

Некромант стушевался.

— Ну… не то чтобы…

— Я все понимаю. Только следи за тем, чтобы за тобой не наблюдали.

Хецин кивнул на стоявшего на балконе Патрица и испарился, словно его здесь и не было.

Фарен кивнул стагату, вполне дружелюбно, как ему показалось. В ответ Патриц как-то странно наклонил голову, что было больше похоже на угрозу…

Смеркалось. Нужно было заранее занять место для выжидания, когда появится кто-нибудь из чародеев, поэтому Джайра накинула свой плащ и надела капюшон с повязкой, проверив ремни на новой броне. Фарен показывал рыцарские приемы владения мечом ученикам, когда она вышла на лоджию и показалась ему, тут же метнувшись на крышу. Поняв, что это был знак, он оставил ассасинов, взял свой сюррикен и взобрался на крышу вслед за ней…

На площади у подножия монумента рыцарству пела без слов и танцевала девушка под Песню Ветра, струящуюся со струн старой лютни менестреля, устроившегося прямо на холодной мостовой. И тут же над темной таинственной Эюной неслось из открытой двери Храма мужское одиночное пение на мертвом языке. Сочетание двух музык и двух таких разных голосов рождало необычную атмосферу, навевающую лирические чувства, создававшую благородный образ ночной столицы. Фарен наблюдал за танцовщицей, сознанием витая в своем собственном мире, а Джайра — за редкими прохожими, держащихся тени. В любой момент мог появиться кто-то из чародеев.