Наследие. Трилогия (ЛП)

Новым же стало то, что протест Узейн не был немедленно отклонен председателем Собрания. И еще то, что сразу несколько других вельмож – причем далеко не все были северянами! – поднялись с мест, выражая согласие со словами Узейн, а по итогам вскоре последовавшего тайного голосования почти треть Собрания высказалась за отмену должности представителя Тени. Проигрыш, но одновременно и победа. В былые времена до голосования дело бы вообще не дошло.

Все это выглядело, скорее, как пробный выстрел. И ведь Арамери не ответили так, как азартно предполагали (шепотом!) по вечерам в гостиной «Герба ночи», на задах пекарни и даже за ужином в семье Гимн. Никто не попытался убить Узейн Дарр. Каменную путаницу улиц Арребайи не накрыло таинственным мором. Черное дерево и редкие травы из Дарра по-прежнему продавались по очень высокой цене – и открыто, и из-под полы.

Я, конечно, понимал, что это все значило. Ремат провела некую черту, и Узейн ее еще попросту не пересекла. Когда же это произойдет, Ремат обрушит на Дарр такие ужасы, каких эта земля еще не знала. При условии, что еще раньше не принесет плодов тайный план самой Узейн.

Однако политика никогда не была настолько интересной, чтобы занимать мое внимание целиком. Дни складывались в месяцы, затем и в годы, и я все явственней ощущал груз незавершенного дела, которого так по-детски избегал. Это начало всерьез угнетать мою душу.

Со временем одно стремление окончательно стало нестерпимым. И однажды, выбрав достаточно свободный день, я попросил Ахада об одолжении. Как ни странно, он пошел мне навстречу…

Дека все еще находился в «Литарии». Этого я, в общем, не ожидал. После предательства Шахар я скрепя сердце ждал, что он объявится где-нибудь в Небе. Она ведь все это затеяла, чтобы вернуть его, разве не так? Но когда сработала Ахадова магия, я обнаружил, что нахожусь в комнате для занятий. Помещение оказалось круглым – напоминание о том, что «Литария» некогда являлась частью ордена Итемпаса. Его стены были покрыты аспидным сланцем, а на них я увидел очень искусно исполненные мелом фрагменты божественных сигил. Все их части были тщательно пронумерованы, а в готовых сигилах недоставало одной-двух черточек. Рядом виднелись числовые формулы, явно имевшие отношение к способу, каким писцы постигали наш язык.

Я обернулся и заморгал, обнаружив, что меня окружают дети в белых одеждах. Большинство составляли амнийцы десяти-одиннадцати лет. Ученики сидели на полу, скрестив ноги и держа на коленях аспидные доски или листки тростниковой бумаги. Все они таращили на меня глаза.

Я упер руки в бока и широко улыбнулся в ответ:

– Что? Неужели учитель не сказал, что на урок заглянет богорожденный?

Взрослый голос заставил меня оглянуться, и тут-то челюсть у меня отвалилась, совсем как у детей.

– Нет, не сказал, – медленно проговорил Декарта, стоявший за кафедрой. – Это у нас запланировано на следующую неделю. Здравствуй, Сиэй.

Дека теперь ходил в черных одеждах.

Это удивило меня, но оказалось не единственным потрясением. Пока мы шли по хорошо освещенному и выстланному ковром коридору, уставленному бюстами покойных писцов, я все поглядывал на него снизу вверх, ибо он намного перерос меня. Походка у него была легкая, неторопливая, уверенная. Он на меня не смотрел, хотя от него наверняка не укрылось, как я его рассматривал. Я силился понять выражение его лица – и не мог. Пусть его и сослали из дворца, он все же вполне овладел классической отрешенностью Арамери. Вот он, голос крови!

Да уж, голос. Ко всему прочему, он здорово смахивал на Ахада. На это проклятое порождение преисподних, этого влюбленного в Йейнэ выродка.

Сколько всего разом нашло объяснение. И сколько всего стало лишь загадочней! Сходство между ними никаких сомнений не оставляло. Отрицать его было невозможно. Дека был на дюйм или два ниже Ахада, худощавее его и выглядел, скажем так, незавершенным – как и полагается юноше его возраста. Он коротко стриг волосы и ничего с ними не делал, тогда как Ахад был длинноволосым и носил замысловатую прическу. Еще в Деке было, пожалуй, больше амнийского, Ахад же тяготел к образцам Дальнего Севера. Но, если от этого отрешиться и принять во внимание его новообретенную ауру опасной и уверенной силы, Дека выглядел созданным примерно так же, как когда-то был создан Ахад: тот обрел жизнь сразу взрослым, причем непосредственно от предтечи, без матери.

Тем не менее это казалось невозможным. Ибо, окажись Ахад отдаленным предком Деки, это означало бы, что Дека и Шахар, равно как и тот из их родителей, кто унаследовал кровь Ахада, были демонами. А демонская кровь убила бы меня в тот день, когда мы с ними принесли клятву дружбы.

Причем убила бы не так, как я умирал теперь, медленно и мучительно. Я-то видел, что демонская кровь творила с богами. Она задула бы свет моей души, словно ветер свечу. Так почему я до сих пор жив, пусть и в таком «стреноженном» виде?

Я негромко простонал, и Дека наконец-то повернулся ко мне.