Дальше они двигались в полной тишине. Глинобитный пол чуть позже уступил место мозаичному покрытию, состоявшему из черных и белых смальт, изображающих тело необыкновенно длинной змеи.
София попыталась вызвать Тубана. Она очень нуждалась в нем, в его силе, которую он был способен вселить в нее, и в ободряющем блеске его глаз.
Слабый свет продолжал дрожать перед ними где-то в конце этого нескончаемого коридора, и у Софии появилось предчувствие, что он сулит беду. Вот почему она так стремилась погрузиться в глубины собственного «я», туда, где спал дракон. Время от времени ей почти уже удавалось почувствовать его, но, как всегда, слишком слабо или на слишком короткий промежуток времени.
Вскоре коридор сменился просторным восьмиугольным залом, в каждой стене которого имелась дверь. Все эти двери, совершенно одинаковые, были открыты в неизведанную тьму. В глубине одной из них София разглядела маячивший проблеск, вслед за которым и шли девочки. Лидия уверенно устремилась к нему, и они оказались в другой комнате, на этот раз квадратной формы. В ней имелось две довольно низких двери, пол был выложен все той же черно-белой мозаикой. Лидия снова решительно вошла в одну из них и дальше продолжила свой путь, минуя бесчисленное количество комнат. Постепенно на стенах стали появляться фрагменты фресок. Сначала поблекшие, грубые и нечеткие, а потом все более объемные и живые. Насколько София могла понять, они относились к романской эпохе. Она вспомнила, что видела подобные фрески в книгах по истории. И тем не менее их сюжеты выглядели несколько странно. Ни диких зверей из Колизея, ни сцен из жизни торговцев или знатных горожан. Только пейзажи и, главное, драконы. Разноцветные драконы, парившие в небе. Безмятежность этих образов то тут, то там нарушалась полными драматизма черными рисунками, изображавшими огромных мрачных змей с перекошенными от ненависти мордами.
Проходя по этим коридорам, София ощущала знакомую атмосферу, словно это место каким-то загадочным образом было связано с Драконией. Девочка не припоминала эту погребенную под землей виллу, но чувствовала, что когда-то здесь жили Дракониды. Кто знает, пробудились ли они, или эти фрески — это все, что осталось от их прошлой жизни. Нигде им не встретилось изображение Древа Мира, не было даже намека на сюжет из мифов о драконах, тех, с которыми ее познакомил профессор. Быть может, те драконы, что жили здесь, ничего не знали ни о Тубане, ни о Нидхогре, быть может, они даже не ведали о своем происхождении и их воспоминания о драконах и белоснежных летающих городах так и остались без ответа для целого ряда поколений их потомков. Пожалуй, на протяжении всех этих лет у них возникали вопросы о причине этой утонченной грусти, время от времени их охватывавшей оттого, что они не способны вспомнить свое прошлое, и поэтому прожили свою жизнь лишь наполовину, так никогда и нигде не сумев почувствовать себя по-настоящему дома. Но является ли забвение и вправду наказанием? А может, это спасение? Не нужно выполнять никаких миссий, нет необходимости ждать пробуждения сил. Этим людям не нужно было сводить счеты со своими слабостями и своими недостатками, они жили обычной размеренной жизнью, а легкое смятение, которое, быть может, иногда тревожило их, добавляло красок их существованию. Об этом думала София, когда спускалась под землю. Страх сковал ее по рукам и ногам. Глядя на стены, она спрашивала себя: а сколько людей хранили в своем сердце Тубана, даже не ведая об этом? Девочка думала о том, какими они были счастливыми. Никому из них не пришлось искать дракона в глубинах своего сердца, умоляя его показаться и одарить их силой, как это делала она.
Затем, когда она уже собралась было влезть в очередное узкое отверстие, ее остановила рука Лидии.
Девочки очутились в комнате, которая была чуть больше остальных и целиком покрыта фресками. София стояла затаив дыхание, потому что нечасто в своей жизни ей удавалось видеть такую удивительную красоту. Весь зал был выполнен в розовом цвете, невероятно сочном и живом, словно только что нанесенном на стены. Казалось, художник лишь сейчас закончил свою работу. На алом фоне четко выделялись сверкающие фигуры. Несколько танцующих женщин, окутанных переливающимися шелками, образовывавшими сложный орнамент, и двуликие сатиры, сопровождавшие музыкой своих инструментов битву драконов и виверн. Тела этих громадных животных, извиваясь в яростной схватке, сплелись друг с другом с неслыханной яростью: черная чешуя попеременно сменяла зеленую, порождая неистовый ритм без какой-либо последовательности. У подножия этой карусели фигур простиралась удивительная земля, покрытая кустами и деревьями в самом цвету, с чистыми водами многочисленных ручьев и омываемая волнами слабого морского прибоя.