— А это для всех, делитесь, — добавила Мими, вручая вдобавок большую коробку конфет. — А теперь — брысь!
— Обригадо! Обригадо
[6], сеньора! — Завопили дети и умчались прочь, унося добычу.— Они тебе нравятся, — сказал Кингсли со своей кривой полуулыбкой.
Мими эта улыбка бесила, потому что с ней он делался еще красивее, недопустимо красивым.
— Вот еще!
Мими покачала головой, стараясь не встречаться с ним взглядом. Возможно, она выпила слишком много очень сладкой мексиканской кока-колы. А может, все дело просто в усталости и одиночестве и в том, что до дома так далеко. Потому что где-то в глубине мрачного каменного сердца Азраила что-то растаяло.
ПРОПАЖА
Это были последние слова ее дедушки. Но когда Шайлер вернулась в Нью-Йорк, Чарльз Форс исчез. Как выяснил Оливер благодаря связям в Хранилище, однажды днем Чарльз отправился на свою обычную прогулку в парк, но так и не вернулся с нее. Произошло это неделю назад. Бывший регис не оставил ни записки, ни какого-нибудь иного объяснения. С его исчезновением все пришло в полнейший беспорядок. Корпорация «Форс» потеряла половину стоимости во время падения уровня цен на бирже, а в совете директоров начались дрязги. Компания шла на дно, а капитана, чтоб держать штурвал твердой рукой, не было.
Но Шайлер думала, что кто-то должен знать, где Чарльз, и однажды утром она подстерегла Тринити Форс в салоне, где та делала укладку. Главная светская львица Нью-Йорка, завернувшись в шелковый халат, сидела под феном.
— Полагаю, ты слыхала новости, — холодно произнесла Тринити, отложив журнал, когда Шайлер уселась рядом с ней. — У Чарльза наверняка имелись веские причины поступить именно так. Но, к моему сожалению, со мной он ими не поделился.
Шайлер рассказала Тринити про последние слова Лоуренса, сказанные там, на вершине горы. Она надеялась, что, может быть, Тринити сможет пролить хоть какой-то свет на их содержание.
— Наследие ван Аленов... — повторила Тринити, глядя на себя в зеркало и поправляя полиэтиленовую шапочку на бигудях. — Что бы это ни было, Чарльз давным-давно не желал иметь дело ни с чем, имеющим отношение к его «семье». Лоуренс жил в прошлом. Ему всегда было это свойственно.
— Но Лоуренс утверждал, что Чарльз должен это знать.
— Лоуренс сошел со сцены.
Тринити произнесла это таким тоном, как будто Лоуренс был актером, доигравшим пьесу. Не скончался. Не погиб. Не ушел навсегда.
Сошел со сцены.
Но Шайлер хотела спросить и еще кое о чем, об одной странной вещи, о которой говорил дедушка. Она сомневалась, что Тринити что-то об этом знает, но спросить было нужно.
— Он еще сказал, что у меня есть сестра и что она... она станет нашей погибелью. — Шайлер чувствовала себя немного глупо от таких мелодраматических слов. — У меня правда есть сестра?
Тринити долго молчала. Тишину нарушало лишь гудение сушки и голоса клиенток, сплетничающих с парикмахершами. Когда же она наконец прервала молчание, говорила негромко и осторожно.
— В определенном смысле слова — да, у твоей матери есть еще одна дочь. Но это было очень давно, задолго до твоего рождения, в другом цикле и в другом столетии. И о ней позаботились. Лоуренс с Чарльзом за этим проследили. Лоуренс... Это было одной из причин, по которым он отправился в изгнание, — он никогда не мог отказаться от своих фантазий. Он умирал, Шайлер. И ты должна понять... он цеплялся за соломинку, пытаясь свести концы воедино. Возможно, в тот момент он уже был не в себе.
Так значит, Лоуренс сказал правду. У нее есть сестра. Кто она? Когда она родилась? Она уже мертва? О ней позаботились? Что это означает? Но Тринити отказалась что-либо уточнять.
— Я и так уже сказала тебе слишком много, — нахмурилась она.
— Завтра в Совете я должна дать показания о том, что произошло в Рио. Вы там будете? — Спросила Шайлер, чувствуя себя как-то тоскливо.
Она внезапно осознала, до чего же ей всю жизнь не хватало матери. Тринити никогда не пыталась взять на себя эту роль, но своим прагматичным, деловым подходом она напоминала девушке Корделию. Все лучше, чем ничего.
— Извини, Шайлер, но я не смогу прийти. Как обычно, Красная кровь снова позволила алчности взять верх над финансовой системой. Чарльз ушел, и теперь на мне лежит обязанность перед советом директоров сделать все, что в моих силах, — пусть это и не много, — чтобы предотвратить бойню. Сегодня вечером я уезжаю в Вашингтон.
— Ну ладно.
Ничего другого Шайлер и не ожидала.
— И еще, Шайлер... — Тринити взглянула на нее пристально, как мать, собирающаяся наказать заблудшую дочь. — С тех пор как ты вернулась, твоя комната остается пустой.
— Да, — просто сказала Шайлер. — Я не собираюсь больше жить с вашей семьей.
Тринити вздохнула.
— Я не буду тебя останавливать. Но знай, что, уходя из дома, ты лишаешься нашей защиты. Мы не сможем помочь тебе.
— Понимаю. Я согласна рискнуть.