Когда ощущалось приближение усталости и одновременно – взрыва неистового блаженства. Когда хотелось поскорее добраться до вершины, но он сдерживался, цепляясь за каждую секунду, потому что знал: тягучая пауза обернётся невероятным восторгом чуть позже. Когда мир постепенно исчезал и оставалась лишь она – холодная и пылкая.
Только она…
Он смотрел в её красные глаза и слышал:
– Тебе страшно?
– Очень, – прошептал Сдемир, лаская оседлавшую его девушку.
В ответ маленькие ладошки скользнули по его телу, в её глазах появилось обещание немыслимой сладости, а по истерзанным его поцелуями губам скользнула едва заметная усмешка.
– Хочешь меня по-настоящему?
– Очень.
– Хочешь?
– Очень! Очень!! Очень!!!
Сдемир чувствовал, что может оказаться гораздо выше вершины, и не ошибся.
Он успел увидеть
Закричал впервые после того давнего, самого первого опыта.
Ему нравились «плохие девочки», порочные, грубоватые, агрессивные, но главное – порочные и не стесняющиеся своих наклонностей. Не выпячивающие их, но не краснеющие, услышав в свой адрес грубую колкость. Дерзкие.
Искренние.
Возможно, они нравились из-за того, что родители с детства знакомили Сдемира только с «правильными», вежливыми девочками и девушками, обязательно с безупречной репутацией и обязательно из хороших семей. Его представляли замечательным куколкам, очень красивым, одетым по самой последней моде, с наивным – почему-то обязательно наивным! – взглядом зелёных глаз, но многие из них, как вскоре узнал Сдемир, прятали в своих шкафах такие скелеты, что «плохим девочкам» оставалось только шипеть от зависти. При этом Сдемир был достаточно хорошо воспитан и никогда не позволял себе проявлять истинные чувства, точнее – крайне, крайне редко.
И с радостью общался с теми, кого отвергало «приличное» общество. Но при этом никогда не забывал, кто он, и всегда держал с «плохими девочками» дистанцию, преодолеть которую сумела только Далина… Но теперь Далины нет, мир вновь стал пустым, и неожиданное появление Анны Сдемир воспринял с радостью.
«Проклятый Сантьяга хорошо меня изучил…»
Неприятно, конечно, знать, что хитрый нав читает его, как раскрытую книгу, но кто предупреждён – тот вооружён, и молодой барон охотно ввязался в предложенную игру, получая удовольствие и от заочного противостояния с комиссаром Тёмного Двора, и от общения с Анной.
Которая неожиданно стала бальзамом для его израненной души, а не шлюхой на ночь.
– Тебе понравилось?
– Это было… необычно, – подумав, признался Сдемир.
– Первый раз?
– Мы это уже обсуждали.
– Да, я помню.
– Ты была в точности, как те.
– Я – метаморф, – напомнила девушка. – Я идеально копирую любое существо.
– Один в один?
– Если пробую кровь объекта – один в один. Если нет, то только внешне.
– Кровь масана ты пробовала?
– Да.
Барон усмехнулся, думая о чём-то своём, а затем неожиданно спросил:
– С вампирами всегда так?
– Если они этого хотят, – медленно ответила Анна, правильно поняв молодого люда. – Когда масан
– Это законно?
– Это на грани, – подумав, ответила Анна. – Масан не убивает
«Этика…»
Даже самый лучший друг – если бы он был – ни за что не назвал бы Сдемира этичным или высокоморальным. Он и сам себя таковым не считал, но, услышав слово из уст девушки, ухватился за него.
«Этика…»
Этично ли само существование ночных охотников? Насколько этично присутствие в мире тех, кто рассматривает разумных соседей по планете лишь в качестве
Одно время была популярна теория, что масаны являются этакими «санитарами леса», призванными вычёркивать из списка живых слабых особей, но жуткие события Средневековья, когда сорвавшиеся с цепи кровососы учинили в Европе такую резню, что остановить их смогли лишь Инквизиторы, перечеркнули это объяснение.
С тех пор Великие Дома считали вампиров не просто опасными, но неспособными соблюдать любые договорённости; и даже не столько разумными, сколько животными; и действовали против них соответственно.
Без всякой этики.
А история о
И захотелось убить.
Ведь, как намекнула Анна, в лапы масанов попадали не только челы.