Наследие викинга

— Так ты согласен?! — ее глаза загорелись радостью. — Значит, ты любишь меня! Тебе так же, как и мне хочется быть рядом. — Она закашлялась. С трудом справившись с кашлем, Диана потянулась ко мне руками. Я взял ее руку и прижал к губам. Огонь, бушевавший во мне, лишал рассудка. Мне было до безумия тяжело находиться рядом с нею, но именно эта пытка, как ни странно, доставляла мне наибольшую радость — я снова с Дианой. Я с радостью терпел бы эти муки бесконечно, лишь бы видеть ее, быть рядом с ней.

— Диана, давай я отнесу тебя к доктору. Он вылечит тебя, и тогда подумаем над тем, что нам делать дальше.

— Мишель, ты знаешь, почему я отказывалась от помощи отца? — вдруг спросила Диана.

Конечно, теперь я знал это, прочтя ответ в ее голове. Она не хотела жить без меня. Так же, как и я не смог бы жить без нее, если бы случилось непоправимое. Я вдруг подумал, что любое несчастье может забрать у меня Диану. И что я не имею возможности оградить ее от болезни или несчастного случая. Я обречен смотреть, как она стареет и умирает у меня на глазах. Это выше моих сил. Только в вампирской жизни я буду спокоен за нее и смогу подарить ей вечную жизнь и вечную любовь.

— Ты не хотела без меня жить так же, как и я не смогу жить на земле, если на ней не будет тебя. Только одно удерживает меня здесь — твоя любовь.

— Да, ты прав. И я теперь счастлива — ты любишь меня по-прежнему. Я хочу, чтобы меня завтра забрал отсюда отец. Я пошлю за ним утром. Я буду дома, и ты сможешь тайно навещать меня. У отца очень хороший доктор в нашем поместье, не волнуйся, я скоро поправлюсь.

Ее сердце билось неровными толчками. Я не знал, правильно это или нет. Вдруг оно, словно споткнувшись, запнулось, а потом застучало быстро-быстро, словно торопясь. Диана побледнела еще больше. На лбу опять появилась испарина. Она закрыла глаза и тяжело задышала. Я просунул руку под ее плечи, приподнял, стараясь облегчить дыхание.

— Поцелуй меня, как тогда в беседке, — попросила она еле слышно, — я так этого хочу. — Ее снова забил кашель.

Выждав, когда приступ пройдет, с нежностью и осторожностью, на какую только был способен, я приблизил к ней свое лицо. Бережно притронулся к ее губам. Ее запах, такой близкий, терзал огнем, голова кружилась. Я перестал дышать, стараясь как можно мягче прикасаться к ней. Даже в мечтах я не мог позволить себе прикоснуться к ее губам. Но сейчас ничто на земле не смогло бы мне помешать, я страстно желал этого поцелуя. Пусть это будет лишь легчайшее касание к ее губам, таким желанным и трепетным.

Вдруг в ее голове с невероятной ясностью возник образ: наш бальный зал, у третьей колонны стоит группа девушек в необычных одеждах. Она как будто обтягивала их тела, как вторая кожа. Диана с золотыми волосами, убранными в удивительную прическу. Она смотрела на картину, которая висела перед ней. Рядом с нею стоял мужчина. В тот же миг я узнал в нем себя. Я стоял рядом с ней в такой же странной одежде, что и окружавшие нас люди. От удивления я вздрогнул и глубоко вдохнул. Диана, изумленно открыв глаза, выдохнула:

— Мы встретимся! — и медленно опустилась в моих руках.

Тишина оглушила меня. Я в растерянности смотрел на нее и не мог постичь того, что случилось. Все еще ощущая в себе огненный клубок от ее последнего выдоха, я никак не мог понять, что произошло. Опустив на топчан, я легонько потряс ее за плечи.

— Диана? — позвал я, — что с тобой? Диана! — но в ответ только молчание. Постепенно я стал осознавать, что означает эта оглушительная тишина: я не слышал ее дыхания, стука ее сердца. Она ушла! Я остался один! Я не успел!

Что может сравниться с болью потери? Когда осознание неотвратимости произошедшей беды сжимает сердце? Когда разум отказывается принять случившееся? Боль разбивает грудь на мелкие осколки, вонзая их острые грани в сердце. Нечем дышать, горе сжимает горло стальными клещами. Одиночество, каменной громадой обрушившись на меня, придавило, не давая двинуться с места.

Я стоял на коленях, прижав ее к сердцу, и ничего не видел и не слышал вокруг. Моего плеча коснулось что-то, но я не отреагировал на прикосновение. Какое мне дело до живых? Меня потрясли опять, вырывая из забытья. Я отрешенно посмотрел на того, кто меня тряс. Возле меня стояла Орианна. Она что-то говорила, но я ничего не понимал. Орианна осторожно разомкнула мои руки, сжимавшие Диану, и потянула меня к окну. Я повиновался ей, не имея сил сопротивляться. В моей голове звучал голос Дианы, он все повторял и повторял одно и то же: мы встретимся, мы встретимся, мы встретимся …

* * *

Задумывался ли кто-нибудь над страшным значением двух слов: все, конец? Все — и дальше ничего нет: ее нет, и самому нет смысла жить. Все — и дальше черта, за которой пустота, голая пустыня, выжженная жаром скорби. Конец — и нет желания жить, дышать, двигаться. Хочется забиться в такой угол, где тебя не найдут и не потревожат. Не хочется думать. Не хочется ничего знать и что-то делать. Только бы оставили тебя в покое. Забыли на веки, что ты есть и что ты еще жив.