Наследие

— … «свинарник» правее! — Голос принадлежал полковнику Потапову. — Шевелитесь, если не хотите остаться здесь на ночь! И повнимательнее, чтоб никаких дебилов!

Оказалось, что вся техника, за исключением одной БМП, уже была здесь, освещая прожекторами залитую кровью и заваленную телами территорию монастыря. Посреди двора, под дулами автоматов, прижавшись друг к другу, стояло десятка три лигов. Несколько бойцов выдергивали их из толпы поодиночке, наскоро осматривали и задавали короткий вопрос. Если лиг отвечал более или менее разумно, двое солдат хватали его и заталкивали в стоящий рядом «свинарник». Если же умственное состояние лига не соответствовало минимальным требованиям, его отталкивали в сторону автоматным стволом.

— Вы в порядке, Николай Федорович? — Ермаков подошел к профессору, все еще лежащему на земле. — Герметизация не нарушена?

— Да, Миша, в порядке, — ученый медленно поднялся на ноги, — если, конечно, это можно назвать порядком…

— Вот, возьмите, — капитан протянул Синицыну гранитный цилиндр. — Надо уходить, и чем скорее, тем лучше. — Он кивнул в сторону тягача и добавил:Еще минут двадцать и будет совсем темно. Придется выходить из города на инфракрасных прожекторах. Хотя привлечь к себе внимание еще сильнее уже попросту невозможно.

Профессор двумя руками прижал к груди увесистый цилиндр и побрел к тягачу, стараясь не наступить на лежащие повсюду в пропитанном кровью снегу тела.

— Возвращаться назад будет гораздо проще, — машинально ответил он Ермакову, — дорога уже известна. Да и чего нам бояться? Вооруженных копьями инвалидов, терзаемых вечной болью…

— Эти инвалиды убили двух наших людей! — злобно зашипел эфир голосом Потапова. — И в городе полно этих кровожадных тварей! Внимание всем! Через пять минут уходим! Шевелитесь!

Синицын молча влез внутрь кунга, занял свое место и принялся разглядывать цилиндр. К чему бы ни привело то, что спрятано внутри, если оно может спасти этот изуродованный мир, корчащийся в муках боли, или хотя бы облегчить его страдания, оно должно быть найдено. Профессор смотрел на тщательно отполированную двести лет назад поверхность гранита, но перед глазами у него застыла картина монастырского двора, усеянного обезображенными мутациями телами, лежащими на густо залитом кровью снегу. Они просто хотели защитить свою святыню…

Тягач рванул с места неожиданно быстро, и профессор в который раз ударился гермошлемом о стену. Если бы не противогаз, уже давно бы разбил себе голову, попытался пошутить сам с собой Синицын, но это не помогло. Тяжелый осадок на душе саднил, словно лопнувший нарыв. Колонна возвращалась по собственным следам, механики-водители держали максимально возможную среди городских руин скорость, пытаясь как можно быстрее покинуть город. Тягач трясло, словно он ехал по огромной стиральной доске со встроенной функцией вибромассажа. Профессор вцепился руками в поручни и уперся ногами в пол, но даже это не спасало от зубодробительной тряски. Сидящие рядом бойцы чувствовали себя не намного комфортней, каждый держался за что мог, стараясь не вылететь из сидения. Ставшее привычным за время рейда постоянное наблюдение за местностью через перископы не проводилось. Впрочем, снаружи сейчас кромешная тьма, полковник приказал погасить любые огни, включая габаритные, и путь освещался только инфракрасными прожекторами. Интересно, есть ли у триплексов инфракрасный режим?

Оказалось, что есть. Как только колонна вышла на железнодорожные пути у Ярославского вокзала, тряска существенно уменьшилась и Ермаков немедленно приказал возобновить круговое наблюдение.

— Николай Федорович, сколько еще до выхода из города? — спросил капитан спустя четверть часа.

— Полагаю, мы уже пересекли Священную МКАД, — профессор представил себе карту, — но там практически сразу Мытищи, так что всего до границы зоны развалин где-то километров тридцать будет, если верить аэрофотосъемке.

Ермаков хмуро кивнул. Он по-прежнему выглядел крайне обеспокоенным, и тревога капитана передалась профессору. Понимая, что просто так Ермаков нервничать не станет, Синицын спросил:

— Миша, вас что-то беспокоит?

Капитан собрался было ответить, как вдруг что-то звякнуло, и практически сразу звук повторился.

— Черт! — выругался один из наблюдателей.

Ермаков резко обернулся к нему.

— Триплекс разбился, — доложил боец.

— И мой… — Второй наблюдатель правого борта тоже отстранился от перископа.

Удивленный профессор уже открыл рот, чтобы спросить, как может разбиться бронестекло, да еще в двух триплексах сразу, но не успел. Снаружи раздался взрыв, потом еще, и тишина за бортом сменилась густым стрекотом пулеметных очередей. В следующее мгновение где-то совсем рядом громыхнуло, и тягач со всего размаху остановился и принялся крутиться вокруг своей оси на одном месте. Люди полетели на пол. Профессора сорвало с сиденья и вместе с цилиндром швырнуло куда-то в угол. Сверху на него упало чье-то тело, на лицевой щиток противогаза брызнула кровь.

— Подсолнухи!!! — Истошный вопль, словно ножом, вспорол эфир.