Наследная ведунка

А вот теперь ты занервничал, лисий сын! Дошло, что среди ведьмовских запасов найдётся что-то, что развяжет тебе язык! Хотя, признаться, хотелось уже, наоборот, завязать его узлом.

— Это куколка, — ласково протянула я, когда в воске и правда начали проявляться очертания человеческой фигуры.

Вис высоко приподнял левую бровь, не дрогнув при этом правой, и подозрительно поинтересовался:

— Я ничего не напутал? Не поздновато в куклы играться? Вам, уважаемая, сколько годиков?

Не удержавшись, я расхохоталась:

— Достаточно, золотой мой, достаточно, чтобы играть, с кем захочу и во что захочу, — последнее я постаралась произнести особо двусмысленно. Откуда бы приезжему дурачку, явно попросту понадеявшемуся найти заначку в ведунском доме, знать, что для настоящей куклы висельника нужен человеческий жир, а не воск. А я слишком брезглива для таких экспериментов. Но зато врать можно с три короба: не поймает. — И станет эта куколка тобою, а ты — ею. Захочу — ножки погну, — я погнула восковые конечности в разные стороны, — захочу — отверну головку, — постучала ногтем по шарику, но исполнять угрозу не торопилась, — или, может, лучше в воду кинуть? Обидно, наверное, захлебнуться в… — я подтянула кринку, глотнула, проверяя содержимое. Опять в погреб убрать забыла! Ну да ничего, простоквашу я тоже люблю. — Захлебнуться в молоке. Хочешь узнать, насколько?

— Дамочка, — Вис позорно побледнел, отчего рассыпанные по его щекам веснушки выделились ещё чётче, — Вы умом, случаем, не тронулись? Живого человека — да в молоко? За то, что просто в гости зашёл?!

Я оперлась локтем о стол, двумя пальцами удерживая фигурку над горлышком.

— В гости? — уточнила, на мгновение ослабляя хватку, чтобы небрежно покачать воскового человечка. Тот едва не плюхнулся вниз, а рыжий — в обморок.

Воришка вскочил, налетел на границу, но отпружинил от неё, как от густого киселя.

— Воу-воу, дамочка, полегче! А то ведь у меня сердце слабое… — я качнула фигурку ещё раз, едва правда не уронив; рыжий попытался сменить просительный тон на угрожающий, но и его быстро сбавил: — А то ведь я человек нервный! И разозлиться могу! Немного… Ненароком…

Я всё-таки хлестнула его крапивой. Не сильно, так, для острастки. Пучок прошёл преграду без проблем, а вот воришка отшатнулся, цепанул плечом край ловушки и снова отлетел от неё, как муха от окна. Сощурился, точно что-то просчитывая.

— Я тоже женщина нервная, — пояснила я, похлёстывая крапивой по приоткрытому разрезом колену (мы-то не нежные, нам не страшно!), — могу и убить… ненароком. Потом опять волочь мешок по лесу, закапывать… Имей совесть, паскудник! Слабым женщинам тяжести вредно таскать! — чтобы окончательно внести ясность в наши отношения, я шлёпнула воскового человечка на стол, занесла над ним ножичек для трав, стёртый до тонкой полоски металла, почти шило, а не нож. Грозно поторопила: — Ну?

Рыжий, конечно же, не выдержал. То ли следил за мной ещё со вчерашнего утра и знал, что про труп в лесу — не пустые слова, то ли докумекал, что шутить я не очень умею.

— Ладно! — он выставил руки вперёд. — Ладно. Я всё расскажу, — я пощекотала остриём горло куколки; рыжий схватился за шею, надумывая дыхание металла у кожи. — Да я же уже согласился!

— Это на всякий случай. Заклинание правдивости, — соврала я.

Рыжие кудряшки дрогнули, когда он покаянно склонил голову к груди и зарыдал настолько убедительно, что, будь я помоложе, — поверила бы.

— Как носит меня земля?! Как хозяюшка Туча ещё не разверзлась и не поразила молнией?! Как владычица Лужа не приказала Усатому утащить в омут эдакого мерзавца?! Как…

— Словесный понос твой остановить… — вставила я.

— Не, это невозможно, — отвлёкся от самобичевания лис и сразу же вернулся к прерванной тираде: — Лесовка должна была натравить на меня диких зверей, а Уголёк сжечь стыдом!

Я не сдержала зевок, в последний момент успев прикрыться локтем.

— Так тебя топить или резать?

Вис бросил укоризненный взгляд на дверь, точно до последнего надеялся, что она устыдится и выпустит пленника и, наконец, разродился:

— Грабить приходил.

— Это я уже поняла. Искал что?

— Любви и понимания! — рухнул на колени враль, почти натурально пуская слезу. — С детства не знал я материнской ласки, отец колотил меня и братьев, вынуждая бросить родной дом…

Пришлось вспомнить про пук крапивы ещё дважды, но только третий удар выбил из него правду:

— Ай, больно же! Я этим лицом работаю, между прочим, дамочка! Не трогайте лицо! Ай! Книгу! Книгу я искал! Колдовскую книгу!

На краткое мгновение я остолбенела. Всё тело словно заново прошило раскалённой спицей, намертво вживляя в него Дар.

Это было так давно…

Так давно, что уже перестало быть правдой.

— Нет никакой книги, — тихо сказала я, не узнавая в хриплом голосе свой. Прокашлялась и добавила прежним — ехидным и высокомерным: — И зачем же столь талантливому во всех смыслах господину понадобились колдовские услуги? К слову, я их оказываю вполне добровольно, на взаимовыгодных условиях.

Он поёрзал коленями по полу, собираясь если не вымолить прощение, то хотя бы прибраться:

— Помилуйте, госпожа!