– И я не обращала внимания, я мирилась, я сделала всё, чтобы не перечить ему, чтобы не напоминать, – горькая усмешка. – Помнишь, как нам говорили?
– Помню…
Рядом на кровать села Сирен. Тихо зашуршало платье, но больше ни звука. Миранда смотрела наверх, на балдахин бежевого цвета и, кажется, так ей было проще говорить. Мы не просили рассказать, она решила это сама.
– Так вот сёстры, я исполнила свой долг благородной жены, – горечь в голосе и какая-то усмешка. – Сначала я не понимала, что происходит, я думала, что эти постоянные патрулирования, срочные вылазки по ночам, собрания, я думала, что именно это отнимает силы и желания со мной общаться просто как с человеком, – хриплый смешок, – странно, правда? Я ждала, что мы будем семьёй из романа. Наверное. Сейчас я жалею, что вообще читала их.
– Ты не виновата… – беря за руку Миранду, говорит Сирен.
Сестра улыбается тусклой улыбкой и уже глядя в наши глаза продолжает.
– Нет, не виновата. Сейчас точно знаю, что не виновата. А тогда, кажется, вечность назад я думала, что виновата. Вы же помните, чему нас учили? Нас учили чтить мужа, прощать его, не перечить ему. Нас учили быть жёнами без оглядки, быть всем и небом и землёй, – усмешка – Я очень быстро поняла, что этот мир совсем не тот, к которому нас готовили. Знаете, если бы была жива матушка. Она бы объяснила разницу между глухим подчинением и благородным снисхождением. Я разницу не понимала…
Тихо отворилась дверь, вошла Шагая, принеся с собой отвар из первых листьев «живого» дерева, для только родивших леди. Молча мы проследили за тем, как отвар водрузили на маленькую тумбу справа от нас и так же тихо Шагая удалилась, стараясь не смотреть на Миранду.
А между тем сестра продолжила:
– Он стал груб со мной. Не бил, но ночи с ним казались мне пыткой, Гардиан словно вымещал на мне злость. Он доставлял мне боль, но она была скорее эмоциональная, она была в каких-то малозначительных действиях. А во время близости он не утруждал себя даже взглядом в мою сторону… Даже взгляда… Уже тогда я знала, что есть она, и эту её он носит на руках. Носит её, а меня заставляет делать вещи, о которых я, пожалуй, умолчу.
– Почему ты не сказала отцу?
Миранда улыбается потрескавшимися от частых и тихих вздохов губами.
– Пожаловалась кому, Сирен?
– Папе…
Миранда качает головой.
– Я думала, что это пройдёт. Когда узнала, что жду ребёнка, муж был в в очередном патрулировании или руководил им… не важно! Вернувшись, он лишь сказал, что, наконец, снимает с себя «честь» проводить со мной ночи.