Наследник

— Как видите, Петр Александрович, дюжина подготовленных солдат лишила боеспособности целый полк, узнала планы неприятия, его численность и все остальное у командира, — обратился я к полковнику Румянцеву.

— Но я не собирался разговаривать с неприятелем, — догадался, о чем идет речь Петр Александрович.

— Сударь, у каждого человека есть свой болевой порог, который он терпеть не сможет и только в неумелых руках допрашиваемый умрет, другие расскажут все, что потребуется, — сказал я, снимая капюшон накидки. — Жду от вас работы над ошибками и с докладом уже завтра пополудни. А сейчас, мы Вас проводим обратно через пост.

Пока шли к дороге, ведущей к военному городку, говорили о том, почему нам так просто удалось проникнуть в самое сердце, можно сказать, показательного полка, да еще который был предупрежден о вероятных сюрпризах. Теперь, когда самолюбие Румянцева задето, я был уверен, что организация службы охраны станет на порядок строже и эффективнее. Да, такими диверсиями, что мы условно совершили, в этом времени не балуются, считая подобное подлым, но все же возможным. Да и нам тренировка была в пользу. Само собой, я не собираюсь бегать диверсантом и этой ночью я больше проверил себя, могу ли считаться не телком, а бойцом, размялся и посмотрел на возможности моих казаков.

Уже в начале осени, как обещали донцы и яицкие старшины, прибудут казаки, которым и суждено было стать теми самыми диверсантами. А десяток Кондратия станет инструкторами у этих бойцов. И, как мне кажется, хорошими инструкторами. Пусть они еще и сами только учатся читать карту и тем более им далеко до ее составления, но не боги обжигают горшки, Петр Великий куда большие преобразования сумел провести.

Возвращаясь домой, я увидел не самый дорогой, мягко сказать, выезд. Уже повидавшая вида карета, запряженная двумя, пусть и ухоженными, но уже старыми лошадями, стояла у крыльца дома-дворца. Протиснуться так, чтобы не быть замеченным кучером или тем, кто на этой карете приехал, оказывалось задачей, возможно, сложнее, чем проникнуть в дом Румянцева в центре военного городка. Был вариант разбить окно, или еще более неприемлемые способы проникновения в дом, к примеру, взобраться по молниеотводу в открытое окно. Но осознал, что начинаю заигрываться, не отойдя от адреналинового всплеска во время ночной игры в диверсантов.

— Узнайте, кто в этой карете, — приказал я Кондратию, который выключил боевой режим и выглядел расслабленным. Однако, хорунжий снял накидку, в которой и направился к транспортному средству.

— Ух, черт лохматый, твою… — услышал я басовитый громкий голос и грохот от того, что сваливается Кондратий.

— Отставить! — закричал я, когда казак с суровой решимостью встал, чтобы покарать своего обидчика, но приказа не ослушался и замер.

Из кареты вылез высокий мужчина плотного телосложения, я бы сказал, медведь, если бы это не был величайший русский ученый за весь XVIII век. Уже солнце отвоевало свое место на небосклоне, и можно было отчетливо рассматривать холмогорского вундеркинда.

— Ох и скоры Вы на расправу, Михайло Васильевич! — улыбнулся я, но этот жест расположения оказал обратный эффект, так как лицо было вымазано в сажу.

— Э-э, — замялся ученый, не понимающий, какую модель поведения выбрать, явно не узнавая меня.

— Степан, воды подай умыться и мыла, не пойду же я в таком виде в дом, а то мадам Чоглакова с испугу родит восьмого дитя, — сказал я, а казаки, прекрасно уже ориентирующиеся в перипетиях «молодого двора» искрометно рассмеялись.

Пока я умывался, светило русской науки наблюдал за моими действиями. Я разделся по пояс, намылил тело и лицо черным мылом, потом меня окотили холодной водой, слуга принес свежую рубаху, и я ее одел. При этом величественности в моих действиях даже при наличии бурной фантазии, узреть было невозможно.

— Простите Михаил Васильевич, воевали нынче с полком егерей Румянцева, взяли его в полон, после вернули обратно в полк Петра Александровича, сейчас домой возвращаемся с викторией, — казаки рассмеялись, а после команды Кондратия, который оказался более тактичным, и понял неуместность нахождения рядом с Великим князем и его гостем, диверсанты-телохранители пошли к себе, в пристройку неподалеку от дворца.

— Я, Ваше Высочество, право, и не думал, что вы… — Ломоносов рассмеялся. — Что и взаправду взяли в полон Румянцева — это сына сподвижника Петра Великого Александра Ивановича Румянцева?

— Так и есть, впрочем, если Вы не против, пройдем в мой кабинет, мне есть что Вам сказать. Только не шумим, Екатерина Алексеевна еще, должно быть спит, у нее еще два часа сна. Пусть супруга спит — у нас будет больше времени пообщаться, признаться, удивлен безмерно столь ранним вашим приездом, я говорил про утро и слишком буквально поняли мои слова, — говорил я по пути ко дворцу, где на входе стоял слуга с графином чистой воды.