Наследник

Расследовать любое преступление – нелегкая работа. Она осложняется многократно, когда в деле замешаны знакомые. А у Аркадия Сергеевича в знакомых ходила добрая половина Великославска. Вот и убитый старичок оказался из того же числа.

Все его звали Евсеичем. Жил он в доме напротив. Родных у него не осталось. Единственно близким человеком был троюродный племянник.

Соседи недолюбливали старика, считая его слишком высокомерным. Он никогда ни с кем не здоровался первым, в домино не играл, к пивному ларьку не ходил. В общем, держался особняком. Бывало, подолгу не показывался во дворе. Но каждый раз обманывал ожидания соседей и снова появлялся живой и здоровый с неизменной тросточкой, которую, как всем было известно, привез в качестве трофея с войны. Таким же трофеем, видимо, была и обвисшая фетровая шляпа и демисезонный плащ-реглан, какие теперь можно увидеть только в фильмах про гестапо.

Да, старика недолюбливали. И, наверно, его труп мог бы еще долго пролежать в запертой квартире, как это обычно случается с одинокими стариками. Если бы не одно существенное обстоятельство. Большинство одиноких стариков умирает своей смертью. Тихо, от остановки сердца. В постели или на кухне, но тихо. Без крови. А из бедняги Евсеича крови вылилось столько, что она проникла под пол, просочилась сквозь перекрытия и бурым пятном проступила на потолке квартиры, что была ниже этажом.

Возмущенные соседи принялись ломиться к Евсеичу. Старик к дверям не подходил, но из квартиры доносились звуки работающего то ли радио, то ли телевизора. Соседи дернули дверь посильнее, и старенький замок не выдержал их гневного напора. Дверь распахнулась, обдав волной невыносимого смрада. Те, кто были не слишком пьяны, моментально протрезвели и ретировались. И только один из них, грузчик с мясокомбината, принявший в этот вечер свои обычные «ноль семь на рыло», смог пройти в комнату и увидеть жуткую картину. Он-то, с трудом ворочая языком, и вызвал милицию.

Расследовать дело, в котором замешан твой знакомый, трудно, потому что мешают эмоции. Глядя на то, что сделали со стариком, Аркадий Сергеевич тщетно пытался сохранить хладнокровие, необходимое для следственной работы.

У потерпевшего были отрублены все пальцы. На лодыжках и запястьях виднелись оплавленные шрамы – такие обычно оставляет паяльник. Когда-то в начале девяностых Аркадий Сергеевич насмотрелся на подобные следы пыток. Но тогда пострадавшими были коммерсанты или бандиты из конкурирующих группировок. Кому же понадобилось сейчас пытать так нищего старика? А пытали его со знанием дела: труп был привязан к стулу, а на лице сохранились куски скотча, которым заклеивали рот во время «процедур». Аркадий Сергеевич легко мог представить, что тут творилось: «Помучают-помучают, оторвут скотч и зададут вопрос. Не отвечает? Снова скотч на рот, чтобы не орал, и снова мучить… Вот же фашисты. Нет, хуже фашистов, те же пытали чужих».

Странным было и то, что в квартире все было перевернуто вверх дном. Преступники явно что-то искали. Но что ценного могло быть в доме у старика, который уже долгие годы жил на пенсию?

И еще Аркадия Сергеевича удивило, что относительно неглубокие раны привели к такому обильному кровотечению. Без эксперта он не стал отвязывать труп от стула и решил, что после осмотра в области спины найдутся и удары ножом, задевшие крупные кровеносные сосуды.

Оставив Павлика дожидаться криминалиста, Аркадий Сергеевич стал опрашивать соседей. Но те, как всегда, не могли сказать ничего путного. Единственное, что удалось выудить, – это то, когда могло произойти преступление. По показаниям соседей, в пятницу у старика наверху было чересчур шумно. Кто-то постоянно ходил взад-вперед, и было слышно, как выдвигались шкафные ящики. Шум мешал соседям смотреть их любимое «Поле чудес». Значит, если этот шум был как-то связан с убийством, то время можно установить довольно точно – пятница с девятнадцати до двадцати часов. Пока Аркадий Сергеевич устанавливал сей ценный факт, приехал криминалист. Проводив его в квартиру, Аркадий Сергеевич спустился на улицу.

Там, несмотря на то что рабочий день был в самом разгаре, мужики «забивали козла». Когда-то они делали это во время перекуров на станкостроительном заводе. Ныне территория завода отчасти превратилась в пустырь, отчасти была сдана в аренду под склады каким-то китайцам. А работники завода стали жить на социальное пособие, уйдя на бесконечный перекур. И сейчас предавались излюбленному занятию. На морозе физиономии их светились здоровым румянцем, о происхождении которого Аркадий Сергеевич легко догадался, увидев под столом пару пустых бутылок «родимой».

– Что, Аркадий, работаем? Опять «кое-кто у нас порой честно жить не хочет»? – спросил его бывший слесарь Лосев, не отрывая прищуренного взгляда от спрятанных в ладонь костяшек.

– А ты че, разве не слышал? Евсеича убили, – ответил ему сидящий с краю тщедушный мужичонка, бывший фрезеровщик Гуменник.

– Это который-то Евсеич? С пятого, что ли?

– Ну да, с сороковой квартиры.