Наследник

Каргин молчал, крутил в пальцах сухую травинку. Дорогие лица плыли перед ним, лица живых и погибших друзей, суровые черты отца, мать, Кэти и – что было совсем уж удивительно – костистая физиономия деда, рыжие брови, плотно сжатый рот, колючие, как острия штыков, зрачки. Не то чтобы он примирился со старым Патриком, забыл резню на Иннисфри, но все же полагалось попрощаться. Конечно, злодей он и волчара, но все-таки кровью своей поделился, и тут уж ничего не попишешь, факт есть факт, а дед есть дед… Нехорошо перед смертным днем думать про него с неприязнью, а тем более – с ненавистью…

– Как считаешь, отпустят нас, если викторию одержим? – спросил Перфильев. Голос его был таким, как всегда, спокойным и хрипловатым.

– Разве не ясно?

Влад угрюмо усмехнулся.

– Ясно, чего уж там… Какую предлагаешь диспозицию?

– По обстановке, – сказал Каргин. – В самом оптимальном варианте, если зазеваются, араба пристрелим и туран-башу, Таймазова, Нукера и прочих зрителей. Не выйдет, будем биться. Всех положим, сколько силы хватит! А потом…

– Потом? – переспросил Перфильев после долгой паузы.

– Живыми не выпустят, взять оружие убитых не дадут – вертушки сверху. Схитрить надо. Разбить машины в драбадан, и третью тоже. Если удастся.

– Таранить ангар? Свои-то разобьем, а вот насчет ангара – сомневаюсь. – Перфильев прищурился и запрокинул голову. – Сам сказал: вертушки сверху. Вот, сволочь, висит… Не пустят они нас ни в лес, ни в скалы, ни к ангару.

– Вертушки… – повторил Каргин. – И с вертушками можно разобраться. Все от того зависит, что нам в консоли воткнут. Точнее, сколько.

– Думаю, немного. И еще, Алексей: откуда нам знать, что третья машина в ангаре? На их месте я бы ее убрал и спрятал, а времени для этого хватит, целая ночь впереди. Не дураки ведь, понимают, что будем с ракетами… Танки пригнали – значит, ракеты дадут.

Каргин покивал головой.

– Прав ты, Влад, спорить не стану. Выходит, неопределенная у нас задача: себя не жалеть и причинить урон побольше. Так?

Перфильев хрипло рассмеялся.

– Почему неопределенная? Постоим за Расею, вот и все! А что до тактики и стратегии, так ты их, Леха, завтра определишь, когда боезапас подвесят. Определишь! Соображалка у тебя что надо, быстрая!

Он поднялся на ноги, поднес ладонь козырьком ко лбу, прикрываясь от яркого света, и пробурчал:

– Козел белобрысый опять у бункера торчит, зенки расставил и на нас любуется… Ну, хмырь! Вот из кого бы я кишки вынул! Из бывшего нашего падлы-соратника!

Каргин пригляделся. И правда, маячила у бункера долговязая фигура Витаса, того, про которого от Ксении узнали и от сержанта Файхуддинова. В подземном лабиринтех базы они с пилотом не встречались, но и вчера, и сегодня выбирался он из бункера, смотрел, что они делают и как, и это наводило на раздумья. Боксер всегда глядит бои соперника, а теннисист не пропускает матчей конкурента… Должно быть, и в Риме гладиаторы присматривались друг к другу, подумал Каргин, вставая.

Они покатили вниз под присмотром гудевшего в небе помела. В нормальной ситуации вертолет «Шмелю» не противник – вооружение равное, но скорость у «Шмеля» побольше, а главное – юркость и маневренность, возможность укрыться в складках рельефа, спрятаться в овраге или за скалами, тогда как вертушка вся на виду. Снять ее ракетой нет проблем или из пушки распатронить, были б ракеты да патроны… А к ним бы еще автоматику, три тех волшебных модуля, что делали «Шмель» не просто оружием, а боевой суперсистемой, неуязвимой и смертоносной косилкой… Минуту-другую Каргин развлекался тем, что разворачивал пушечный ствол и пулеметы к небу, ловил помело в перекрестье прицела и жал гашетку, представляя, как в клочья разносит врага. Видимо, его манипуляции заметили, и у пилота сдали нервы: предупреждающе затявкал пулемет, прямо по курсу взметнулись осколки камня, грохнули по броне.

– Чего он хочет, шелупонь припадочная? – поинтересовался Перфильев.

– Очкует, – сказал Каргин. – Боится, что я в него горохом пальну.

Ворота ангара закрылись за ними. Вылезли под ненавидящими взглядами охраны, в каждую спину – по пять стволов. Охранники были из гвардейцев и людей Габбасова, неотличимых от президентской стражи: такие же смуглые лица, густые бороды и говор не русский и не туранский. Турки, сирийцы, саудиты, пуштуны, чеченские наемники… Как они общались друг с другом, на каком языке – неясно, но, разумеется, знали, кого стерегут, и счет за кровь своих соратников держали в памяти. Но приближаться опасались, тыкали стволами не ближе, чем с пяти шагов.