Положение осложнилось. Прервалась телефонная связь, прекратился подвоз боеприпасов и
продовольствия. Над головами целый день висели всевидящие корректировщики — "Рамы". Группы
"юнкерсов" бомбили скопления войск, "мессеры" на бреющем полете охотились даже за одиночными
целями.
Однажды такой "охотник" привязался к группе, состоящей из Крутокопа, Виктора, разведчика и
двух связистов, которые шли по полю, к небольшой высотке — своему новому НП. Вдруг кто-то из
них крикнул: "Воздух". Все бросились в траву и залегли. "Мессер" пронесся на бреющем, поливая
поле длинными пулеметными очередями. Капитан Крутокоп вскочил и, скомандовав "За мной!",
побежал к высотке. Но "охотник" не пожелал оставлять их в покое, он опять, поливая пулями, с ревом
пронесся над их головами. Все опять бросились в траву. Виктор лежал и думал: А может быть все это
сон? Может, я сейчас проснусь у себя дома, на диване..." — он крепко зажмурил глаза, надеясь
раскрыть их в другом мире... Но увидел... капитана Крутокопа, который стоял рядом с ним и,
стряхивая с колен землю, зло приговаривал:
— Много я видел хамства, но такого... такого я подлецу Адольфу никогда не прощу!
В этот миг где-то рядом грохнул сильный разрыв и ярко вспыхнуло пламя. Перевернулось голубое
небо, погасло солнце. Дальше была тишина и плавное, невесомое падение...
* * *
Виктор был ранен в бедро и руку. Незадолго До выписки из фронтового госпиталя он получил
письмо от товарищей по батарее. В письме сообщалось, что во время атаки "мессера" когда Виктор
был ранен, гвардии капитан Крутокоп был убит наповал, Виктор был потрясен этой вестью, он
искренне и глубоко уважал своего командира. Долго не хотелось верить Виктору в гибель капитана
Крутокопа. Сообщали ему в письме и о том, что он награжден орденом Красной Звезды. А спустя
месяц ему переслали из батареи еще письмо.
Это было письмо Маши. Заканчивалось оно так: "Я пишу тебе суровую правду. Я не сберегла нашу
любовь. Прости "Письмо поразило Виктора, он перечитал его много раз. Постепенно ревность,
злость, чувство оскорбленного самолюбия вытеснили все другие чувства. Он ответил ей коротким
письмом: Марии Тумановой! Отвечаю словами поэта — и с ухмылкой написал:
Подумал и дописал: Наше дело правое, Победа будет за нами! Гв. ст. лейтенант В.Дружинин.
* * *
Когда Маша поняла, что беременна, первое, что пришло ей в голову, была мысль сделать аборт. Но,
во-первых, аборты в то время были запрещены, во-вторых, она панически боялась этой операции, а,
в-третьих, а может быть и прежде всего, она считала аборты убийством. Ее одолевали сомнения,
угрызения совести, страх. А время шло, и в ней постепенно стало просыпаться материнское чувство.
Она стала думать о существе, которое может. . нет, нет, не может, а должно, — думала она, —
появиться на свет. Она не станет убийцей, убийцей ребенка... Ее ребенка! А как же Виктор? Но ведь
он все решил, все написал в своем последнем письме... Маша была уже не в силах таить все в себе. С
кем же поделиться? Кому излить душу? С Зойкой? С мамой? О, как же трудно, как ужасно ей трудно
сейчас! У нее не было сил. И она рассказала все Зойке.
— Аборт! — безапелляционно заявила Зойка. — Я все устрою. Это пустяк!
— А ты разве делала? — испуганно спросила Маша.
— Делать не делала, но знаю. Не будешь же ты рожать от. . этого рыжего...
— О, Зойка! Какая ты бездушная. Ну причем здесь он? Ребенок мой! Понимаешь, мой и только
мой!
— Твой-то он твой, но ведь и он... этот рыжий... тоже ведь...
— Какая же ты, Зойка, бестактная, — проговорила Маша, утирая слезы. — Если нет мужа, то
ребенок принадлежит матери! Только своей матери...
Долгими бессонными ночами Маша думала о своей судьбе, думала она об этом и на работе, и на
дежурстве в госпитале. Поглядев на себя повнимательней в зеркало, она испугалась. Лицо осунулось,
побледнело, глаза ввалились и стали похожи на глаза какой-то знаменитой грешницы, которую она
видела в Третьяковке на какой-то знаменитой картине...
Однажды, уходя в ночную смену, мать, как бы между прочим, сказала:
— Не убивайся и не терзайся! Я все знаю.
Маша испуганно на нее посмотрела.
— Да, да, все знаю! — повторила мать. — Этого надо было ожидать... Но раз так, значит так!
Ничего не поделаешь, будем рожать!
Маша зарыдала и бросилась на шею матери. В голове мелькнула догадка: "Зойка сказала.
Молодец".
* * *
В декабре сорок третьего гвардии старший лейтенант Дружинин был выписан из госпиталя и
направлен в распоряжение штаба 4-го Украинского фронта, который располагался в Мелитополе.