Наследник

Катя услышала, как отец вздохнул. В эфире что-то щелкало и потрескивало, где-то на другом конце света звучала какая-то грузинская песня. Катя смотрела на Майкла, который, обнявшись с седым греком, пел, поднимая наполненный бокал.

– Я хочу домой, папа, – сказала Катя, сглотнув подступивший к горлу ком, – приезжай как можно скорей.

– Это пройдет, доченька, – попытался подбодрить ее отец. – Ты только держись. Я буду утром.

Катя вернулась за стол. Сидевшая рядом с ней жена местного врача, Селина, улыбаясь и говоря что-то по-гречески, показала пальцем на ее пустой бокал, потом на винные бутылки.

– Нет, – покачала головой Катя, – мне бы чего покрепче. Метакса. Вот что мне сейчас нужно. Полный граненый стакан метаксы, – вздохнув, сказала Катя и поймала на себе недоуменный взгляд Майкла.

До поздней ночи над островом разносились греческие, русские и грузинские песни. Когда же гости стали расходиться по домам, Селина обняла Катю за плечи и повела с собой. Так они дошли до ворот, и здесь Катя остановилась, собираясь попрощаться с этой милой женщиной. Но тут рядом оказался Майкл и сказал:

– Селина приготовила для вас комнату дочери.

– Да? А как же… – Катя немного растерялась, но сразу нашлась. – А как же ее дочь?

– Их дети живут на материке, так что вы никого не стесните, – пояснил Майкл.

– Но мои вещи… – начала было Катя.

– Они уже там, – успокоил ее Майкл.

Селина уже распахнула калитку, ведущую в соседний двор, и жестом приглашала Катю войти.

– Да вы не стесняйтесь, – сказал Майкл. – Для местных жителей настоящий праздник, когда они могут приютить гостя. Как только соседи узнали, что я жду гостей из России, тут такое началось. Чуть не передрались из-за вас.

И она вновь почувствовала себя обманутой. Как тогда в горах у античных колонн. Оставшись с ним в одном доме наедине, она, возможно, дала бы ему отпор, осадила бы, поставила бы на место, если он бы позволил себе какую-то вольность. Но к чему эта твердость женского характера, если ее не на ком проявить? Она злилась то на него, то на себя. Ругала себя за то, что приехала. Жалела, что улетит только завтра. Предпочла бы исчезнуть отсюда прямо сейчас. Не прощаясь. Вот бы он потом побегал, поискал ее! Вот бы увидеть его, когда он отыщет ее снова…

Но после разговора с отцом ничего уже не будет. Ни глупостей, ни влюбленных взглядов. Ни встреч, ни расставаний, ни ожидания. Ничего у них не будет… И снова к горлу подкатил горьковатый ком.

Утром ее разбудило пение птиц. Катя открыла глаза и поглядела в открытое узкое окно. На ветке дерева среди темных блестящих листьев сидела невзрачная серая пташка и, удивленно вертя головой, смотрела на нее словно силясь понять, как оказалась здесь Катя. Увидев, что девушка открыла глаза, птичка радостно откинула головку, ее белое горлышко затрепетало, и в воздухе снова разлилась удивительно звонкая трель.

«Если я осталась бы здесь навсегда, то ты меня будила бы каждое утро, – мысленно обратилась к ней Катя, еще не стряхнувшая остатки сна. Она встала и, накинув на плечи халат, подошла к окну. Пташка сорвалась с ветки и исчезла в листве соседних деревьев. За ними виднелась дорога, уходящая вниз. А по дороге неспешно бежал трусцой Майкл в белой ветровке и черных шортах. Заметив Катю, он помахал ей рукой, улыбнулся и свернул к ее дому.

Катя запахнула халат на груди по самое горло и скрестила руки.

– Доброе утро! – издали крикнул он. – Так, значит, вы жаворонок? Не сова? Как и я.

Он остановился под деревом возле ее окна, тяжело переводя дыхание и вытирая блестящий лоб висевшим на шее полотенцем.

– Я тоже люблю вставать как можно раньше, – сказал он. – Просто удивительно, как много у нас общего. И вообще… Мне все время кажется, что мы давным-давно знакомы.

Еще вчера она ни за что не позволила бы ему увидеть себя такой – заспанной, неумытой, непричесанной, да еще в халате. Но теперь ей было все равно. Даже наоборот. Пусть видит.

– Так и есть, – отозвалась она. – Три месяца – большой срок. Когда-то мой муж сделал мне предложение именно на третьем месяце знакомства.

– Да? – Майкл, явно растерявшись, принялся теребить молнию ветровки. – Странно… – сказал он и, сунув руки в карманы ветровки, ссутулившись, прошелся туда-сюда перед окном. Весь его спортивный задор куда-то испарился, и казалось, вот-вот он закурит, настолько безнадежным, отчаявшимся, убитым выглядел он сейчас.

– Извините, звонил мой папа, он едет за мной, мне пора собираться, – сказала Катя. Закрыв окно, она отступила вглубь комнаты, отвернулась лицом к стене и разрыдалась, зажимая рукою рот.