Читаем Наследник полностью

От видения подстерегающего застолье вероятного будущего меня нешуточно замутило. Давно подмечено: не намешанное валит с ног, а навеянные им мысли. Я прикинул шансы новой пассии друга, та сидела аккурат напротив меня. Нашей общей бывшей она была не соперница, дура дурой, на такую бы я ни за что не покусился. «Вот и славно, – порадовался неожиданной удаче. – Будем с другом детства дружить до самой старости». Я даже забыл на минуту, что наша общая бывшая – как о СССР рассуждал, то есть о Родине, – возможно, вся в нервах пасётся под моей дверью. Собирается с силами. Слова зубрит, которые надо сказать, если ей на звонок откроют. Что не факт, поскольку звонок я предусмотрительно отключил, как только собрались все приглашенные. Правда, у нее был ключ. Дубликат. Жесть какой криминал с точки зрения правил. Оставалось надеяться, что ей не придет в голову им воспользоваться, насколько непросто при съеме жилья поменять замок. Целое событие, если кто не знает.

Мне казалось, я слышу ее истеричные каблучки, чувствую напряжение. Мои внутренности сжимались от звуков, похожих на поворот ключа. Если правда, что детектор лжи можно обмануть с помощью мышечной игры сфинктером, я в те минуты был бы асом разведки. И молился: «Господи, спаси и сохрани, ведь мы столько лет дружим. И мы только что помирились. Ты свидетель, я ее просил, отговаривал…»

Молитва – великая сила, если молишься искренне, я же в тот вечер сам себя превзошел. На всякий случай по-хозяйски сослался на какую-то ерунду, выглянул на лестничную клетку, предвкушая сцену и диалог:

«Ты?»

«Кто же еще? Я здесь живу. Войдешь?»

«Пошел к черту».

«Ну как знаешь. Кроме меня тебя там никто не ждет».

«А ты… Ты ждешь?»

«Нет».

Дверь, замок, еще поворот, цепочка, выдох.

На лестничной клетке в табачной дымке я обнаружил соседа с верхнего этажа. На «родном» этаже его с куревом и привычкой бросать непотушенные бычки в мусоропровод нещадно гоняли. У нас тоже соседа не то чтобы привечали, тоже ругались, но не так сильно. Вроде как гость. Для гостя поблажки – это нормально, это по-людски.


Однако же надувная баба. Больше всех радости от появления в доме резиновой подруги досталось на долю Дяди Гоши. Он заслуживает большего, чем просто упоминания. Так и будет, но позже. Тогда же поизгалялся дядюшка над племянничком всласть. Счастье, что слышу его только я, как правило только я. Больше никто, ну-у почти никто. Скажем так. В противном случае пришлось бы приструнить родственника, преподать урок воспитания не по-макаренковски. Или как раз по-макаренковски? Помнится, что в педагогической науке единства на этот счет нет. Помнится также, что я никогда не занимался педагогикой. Но ведь помнится же! Иными словами, из неопределенных, назовем их, источников мною когда-то было усвоено: воспитывать старших на людях нехорошо, не принято, скотство. И вообще, – себе дороже. В случае с Дядей Гошей последнее обстоятельство превалировало над всеми прочими.


– Только надувай посильнее! – лез он ко мне с идиотскими советами, наплевав на то, что мы далеко не одни, пир горой. Ну не горой – курганом. – Иначе будешь это… как со старухой. Ха-ха! Тоже, кстати, нехилый опыт. Я бы, Ивашка, на твоем месте от него не отмахивался. Что до опыта, то тут требуется особенная рачительность. К старости готовиться надо, потому что удивляться в старости для здоровья нехорошо. Удивление в старости для него, здоровья, первейшая опасность. Ну ты понимаешь, о чем я. Помереть, одним словом, можно от неожиданности. А ты – раз, и уже опытный! Ничему не удивляешься. А почему? А потому, что загодя подготовился. И кому за это спасибо? Вот так. И развлечешься, и, глядишь, выживешь. Как тебе мысль, племяш? Крутая, скажу тебе, вещь… Я вот сейчас подумал: любой возраст задать можно, какой хочешь, все регулируется, настраивается. Мадам, уже падают…

Пришлось оторваться от застолья и шепнуть вбок:

– Слюни… Слюни падают. Подбери, да пошустрее. Обстоятельно мыслишь, Дядя Гоша, я так не умею.

– А ты учись. Пошустрее ему. У самого соображалка со скрипом, не мысли, а заусеницы, а туда же – пошустрее…

Вот же рожа… «Мадам, уже падают…» Поэт! А ведь что воспевал? Презерватив для неудачников. «Бабоимитатор».

– Завтра же в дворницкую отволоку. Кончится твое веселье.

– На и дурак. И не в дворницкую, а в мастерскую.

Еще один жонглер словесами. Почему «еще»? Кто до него был? А я не помню. Наверное, дворник и был.


Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза