Стараясь не подавать вида, Стеро напрягся, пытаясь выбросить из памяти все то, что мучило его. Глаза Лэри, ласковые и томные, руки Лэри, твердые и теплые, губы Лэри, нежные и горячие... Вспоминать все это - нет изощренней пытки. Так некстати через резкую боль, через напряжение наполненных желез, распирающих грудь, начало просачиваться настоящее вожделение, которое давным-давно стало недоступным, а воспоминания о нем запретными.
- Зачем ты пришел, Лэри? - буркнул Стерко. - Ты что, простейших вещей понять не в состоянии?.. Избавь меня от своего присутствия!
- Да, пожалуй, - Лэри встал. - Так тебе будет легче. А о том, каково мне, можно, разумеется, и не думать...
Стерко взглянул на его высокую, излишне сухую фигуру, и сердце Стерко снова стало болезненно сжиматься.
Стерко и Лэри долго проработали бок о бок, несколько последних лет до эмиграции Стерко два хаварра были неразлучны, они нежно любили друг друга. Стерко все разрушил. Он первый без всяких объяснений порвал их отношения, потом оставил службу, и наконец забрал детей Миорка и ушел из своего родного мира. Ушел и бросил Лэри. Лэри служил в том же департаменте, жил в том же доме, где раньше они жили вместе. И за все это время Лэри ни разу не потребовал от своего друга объяснений...
Стерко устыдился своей грубости.
- Извини меня, Лэри, - пробормотал он.
Старый друг отвернулся, запахнул пальто и зябко поежился. Потом он снова повернулся к Стерко и сказал с горькой усмешкой:
- Почему ты тогда ушел так поспешно? Ты даже не удосужился проститься со мной...
Лэри отвернулся, с силой ударил ногой по холмику песка, разметав его, а потом сделал шаг прочь.
Стерко испугался и торопливо заговорил:
- Я считал, что делаю все правильно. Рассказывать тебе о подробностях
и ждать твоего решения - тогда это означало поставить под угрозу твою жизнь...
Я не мог подвергать опасности твоего... нашего ребенка!
Лэри опустил голову.
Стерко вдруг понял, что впервые подумал о ребенке. Конечно, он хорошо помнил, в каком состоянии оставил Лэри. Беременность друга была уже довольно заметной, но она не портила Лэри, а делала далеко не юного хаварра, решившего стать родителем, просто замечательным...
- Как поживает малыш? - неловко улыбнулся Стерко.
- Он не родился, - спокойно ответил Лэри.
Такого ответа Стерко не ожидал. И такого ледяного спокойствия тоже.
- Что, Лэри, такова твоя месть? - горько уточнил Стерко.
- Вскоре после того, как ты ушел, я серьезно заболел. Ребенок погиб во мне почти сразу, - Лэри совсем побледнел, но говорил ровным спокойным голосом. - У меня никогда больше не будет детей.
Стерко молча закрыл глаза.
Лэри неуверенно проговорил:
- Прости меня. Я должен был смолчать.
Когда Стерко решился посмотреть ему в лицо, столкнулся с сухим строгим взглядом. Лэри холодно улыбнулся:
- Нам обоим ни к чему ворошить наши личные дела. Лучше вспомнить о том, что сыновья вершителя рано или поздно объединятся, и тогда нам не сносить головы. Идя на эту встречу, я рассчитывал на твою профессиональную помощь.
- Увы, я отупел среди людей. И я категорически отказываюсь что-либо делать для департамента, - резко сказал Стерко. - Прощай, Лэри.
Лэри вздохнул и замолчал.
- Ты уверен, что поступаешь правильно? - наконец уточнил он.
- Как всегда, - выдавил из себя Стерко.
- Что ж, прощай, - бросил Лэри и быстро пошел прочь. На этот раз он больше не обернулся, и его фигура исчезла за зарослями густого шиповника.
Через полминуты из-за кустов выехал и устремился по шоссе микроавтобус с тонированными стеклами.
Стерко вернулся на стоянку и забрался в машину. Он чувствовал странное оцепенение, словно прямо сейчас потерял что-то совершенно бесценное, вот только что держал в руках и потерял навсегда.
Стерко сидел совершенно без сил, уставившись в лобовое стекло, которое уже снова вовсю заливали дождевые капли.
Вспоминая Лэри, Стерко нередко представлял у него на руках крошечного хавви с теплыми золотыми глазами. Стерко был твердо уверен в том, что ребенок жив и здоров... А все только что услышанное означало, что возвращаться домой будет ни к чему даже, если опасность минует. Если и возвращаться, то уж никак не в столицу, и тем более не на службу.
Нащупав телефон, Стерко вытащил трубку из чехла и набрал номер. Долго никто не подходил: когда Шото случалось воевать с больным братом, он мог и вовсе не сразу расслышать звонок. Наконец, трубку сняли:
- Слушаю, - бесцветным голосом произнес Шото. Люди считали акцент Стерко забавным. Но у Шото акцент был почти не заметен.
- Это я, Шото, - отозвался Стерко на родном языке. - Как вы там? Как Зого?
- Как обычно, - тускло ответил сын. - Неужели тебе это интересно?
- Не хами, малыш. Я через полчаса буду дома.
- Да? - удивился Шото. - Тогда зачем звонишь?
Стерко растерялся. Он обычно не звонил, даже когда задерживался, а уж
тем более тогда, когда собирался домой. Но Шото раздраженно хмыкнул в трубку
в ответ на молчание отца, а потом сказал:
- Стерко, там в дверь звонят.