— Все свободны.
Офицеры вставали в молчании, неспешно покидали кабинет. Кто-то с явным облегчением на лице, поскольку сегодня начальственный гнев обрушился на другие головы, кто-то со сдерживаемой усмешкой. А кто-то хмурил брови, уже мысленно прикидывая размер недополученной премии, которая только что сгорела в пламени очередного, не первого и наверняка не последнего строгача.
Там, за тройной дверью, придет время и для смешков, и для ироничного похлопывания по плечу — мол, не переживай, все фигня, кроме пчел, да и пчелы, если разобраться... По большому счету претензий не бывает только к тем, кто висит на доске почета. И то лишь потому, что либо геройски пали на боевом посту, либо давно уж ушли на пенсию. А те, кто продолжает работать, всегда найдут, чем не угодить начальству. К тому же известно, что похвалы и поощрения расслабляют, тогда как втыки, наоборот, очень даже мобилизуют.
Генерал-майор милиции Иван Ильич Шагин остался один. Расстегнул тугой воротничок форменной рубашки. Немило среди его подчиненных было таких, кто являлся на работу в штатском — специфика такая, что поделать, — но сам начальник МУРа всегда появлялся в своем кабинете в безукоризненно выглаженном кителе и позволял себе только такую вот поблажку — и то, когда никто не видел. Должность, как и прилагающиеся к ней генеральские звезды, он получил не за какие-то особые заслуги, а просто в силу связей — и еще потому, что много лет упорно одну за другой преодолевал ступеньки карьерной лестницы, пока не достиг этого кабинета — с недавно обновленным паркетным полом, массивным столом из красного дерева, дорогим письменным прибором. Его не любили — кто ж любит начальников, — но признавали за ним не такие уж и плохие организаторские способности. Во всяком случае, рядовой оперсостав за пивом говаривал, что «под Ильичем жить можно». Хоть и помешан старик на форме и дисциплине.
В последнее время Шагин чувствовал, что тучи над ним сгущаются. Пенсия, что приятно сознавать, давно уже в кармане — но в этом есть и определенный минус, поскольку те, кто сверху, часто склонны считать — мол, получил хорошие погоны, дай такую возможность другим. И тут уж чья лапа окажется волосатее.