— Я думаю, мы должны убить его, — категорично говорит Эммануэль. — Их невозможно переубедить. И Петрову не понравится, если ты так легко его отпустишь.
— Меня не волнует, чего хочет Петров, — говорю я. — Это касается только меня и Магуайров, — затем, повернувшись к Найлу, я добавляю: — Скажи своему отцу, что, что, если бы я убил Рокси, я бы убил и тебя тоже. Тот, кто это сделал, хочет войны между нами. Я не собираюсь давать им то, что они хотят.
Я мотаю головой в сторону Клэр.
— Ты. Сюда. Быстро.
Она бледная и измученная, переводит взгляд с разбитого лица Найла на мою правую руку, на костяшках которой кровь этого придурка.
— Сейчас же! — я кричу, она подскакивает.
Она неохотно присоединяется ко мне, хотя и не стоит так близко, как раньше.
И дико раздражает меня этим.
Схватив ее за руку, я грубо тащу ее к машине.
— Отпусти меня! — кричит она. — Я сама могу идти.
— Ты ни хрена не сделаешь без моего разрешения, — шиплю я на нее. — И не будешь вмешиваться, когда я работаю.
— Это работа? — она плачет. — Избивать двадцатилетнего парня, который только что потерял свою сестру?
Я поворачиваюсь к ней.
— Как думаешь, есть ли возрастное ограничение, чтобы размахивать ножом или нажимать на курок? Я только что, блять, сказал тебе, что убил человека в детстве. Найл вонзил бы этот нож прямо в мое сердце, если бы я дал ему шанс.
— Он не подходил близко, — говорит Клэр.
— Это не игра. А если и так, я бы писал правила, а не ты. Ты понятия не имеешь, с кем мы имеем дело, и на что они способны.
Я рывком открываю заднюю дверь внедорожника и практически запихиваю ее на заднее сиденье. Затем забираюсь вслед за ней.
— Ты видишь какие-нибудь газеты с твоим лицом? — требую я. — Ты слышала свое имя в новостях?
— Нет, — заикается она. — Но я не смотрела…
— Ты можешь смотреть весь чертов день и не услышишь ни звука о Клэр Найтингейл, или Клэр Валенсия, или как там ты, блять, хочешь себя называть. Твой отец все замял. Он предпочел рискнуть, что я запихну тебя в чемодан и закопаю в лесу, лишь бы не было огласки о похищении его дочери. Не говоря уже о том, какое внимание это привлекло бы к моему осуждению.
Клэр тяжело сглатывает, глядя на мое разъяренное лицо.
— Ты лжешь, — говорит она.
— Когда я тебе лгал? — рычу я. — Назови хоть один гребаный раз.
Ее рот открывается, но не издает ни звука.
— Ты хочешь выяснить, что происходит на самом деле? — требую я. — Ты действительно хочешь знать правду?
— Да, — шепчет она.
— Тогда работай со мной. Помогай мне. И не вмешивайся, блять, в мои методы.
— Хорошо, — говорит она так тихо, что я едва слышу ее. — Я поняла.
— Пока что не поняла, — говорю я, расстегивая ремень.
— Что ты делаешь? — пищит она.
— Я сказал, что, если ты ослушаешься меня, будут последствия.
— Я не…
— Разве я не говорил тебе оставаться в углу и держать рот на замке? Я не собирался убивать Найла. Но если бы решил, это было бы правильным поступком. И в любом случае, не тебе меня судить.
— Мне жаль, — говорит Клэр, ее глаза перебегают с моего лица на ремень и обратно.
— Пока еще нет, — отвечаю я. — Но скоро точно будет жаль.
Клэр пытается броситься к двери, пальцы дико царапают ручку.
К несчастью для нее, двери внедорожника может открыть только водитель. Как в полицейской машине. И так же, как у полицейского, у меня есть вкус к наказанию.
Схватив ее за горло, я перекидываю ее через свои колени и срываю с нее джинсы до колен. Нижнее белье вместе с ними, обнажая молочно-белую задницу, которая практически напрашивается на порку.
— Отпусти меня, животное! — кричит она, брыкаясь, извиваясь и пытаясь вырваться. — Не смей, сука!
Это первый раз, когда я слышу, как она ругается.
— Следи за своим ртом, маленькая птичка, — говорю я, — или я прополощу его чем-нибудь таким, что тебе не понравится. Прими свое наказание, и я буду с тобой помягче. Скажи: «
— Отпусти меня сейчас же, блять! — Клэр визжит.
— Неправильный ответ.
Я взмахиваю ремнем, сильно шлепая ее по заднице.
Ее плоть покрывается рябью от удара, и ярко-розовая полоса отмечает белоснежную кожу.
Клэр воет.
— Ау-у! Что за…
Я бью по другой ягодице, еще сильнее.
Клэр снова плачет, и теперь в ее голосе отчетливо слышатся рыдания.
Недостаточно.
На этот раз я бью ее по задней части бедер, и ее крик такой высокий, будто сейчас разобьет стекло.
— Остановись, пожалуйста, прости! — рыдает она.
— Не очень убедительно. Заставь меня поверить, что ты сожалеешь.
— Прости меня, папочка! — плачет она.
— Немного лучше. Но я же сказал тебе не варажаться.
— Ты все время выражаешься!
— Ай! Ты, ублюдок…
Теперь она действительно плачет.
Я бросаю ремень. Затем расстегиваю молнию на брюках, освобождая свой тяжелый и набухший член.
— Моли о прощении, — говорю я ей.
Я не насаживаю ее голову силой на свой член. Я жду, когда она обхватит своей тонкой маленькой ручкой ствол и поднесет головку к своему теплому, влажному рту.
Все еще тихо всхлипывая, она берет мой член в рот и начинает сосать.