Наследник чародея. Школяр. Книга первая

Я пожал плечами, отрицательно качнул головой, попросил:

— Может, ты мне покажешь, а? Если можешь…

Трифон вздохнул, снова к чему-то прислушался, повертел головой, ответил:

— Ладно! Сейчас я по делам схожу. Крысы тут гнездо в коровнике вить начали. Вернусь, покажу. Никуда не уходи!

Он нахмурился, важно добавил:

— Один раз покажу, больше не буду! Понял?

Он вскочил, подбежал к двери и словно просочился в едва заметную щель между косяком и полотном. Я озадаченно вздохнул. Может быть, прояснится наконец, что вокруг происходит?

Домовой появился через час. Я уже даже задремал. Он появился прямо передо мной, словно черт из табакерки, скомандовал:

— Пересаживайся в кресло!

Старое кресло стояло в углу. Я послушно пересел, откинулся на спинку.

— Глаза закрывай! Руки на колени. Расслабь мышцы. Дыши животом по счёту! Раз — вдох, два — выдох. Вдох через нос, выдох ртом.

Я послушно выполнил команды.

— Раз!

Вдох.

— Два!

Выдох.

— Раз! Два! Раз! Два!

Потом, как мне показалось, он вдруг коснулся моего лба….

* * *

— Наконец-то! Сподобился! Дождались!

Глава 14 Жизнь и приключения сельского колдуна Василия Макаровича

Лесник Василий Макарович Острожский перебрался в Бахмачеевку три года назад. До этого он жил лет 20 в такой же неприметной деревушке за Уралом. Колдуны практически не стареют до самой смерти. Вот и Василий Макарович в свои 103 года выглядел максимум на 40 лет.

Поэтому он, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания из-за несоответствия возраста и внешнего вида, каждые 20–25 лет переезжал с одного места на другое.

Свой дар он, сын крестьянина из Вятской губернии, получил в 15 лет от умирающего мельника. Этот самый мельник, слывший в их деревне нелюдимом, неизвестно по какой причине вдруг стал привечать подростка из многодетной семьи, отец которого уехал на заработки и сгинул. Мельник иногда подкидывал Ваське работу, за которую рассчитывался либо мукой, либо деньгами.

В 1892 году в России случился неурожай. В центральных губерниях царил голод. В начале лета Василь пошел опять на поклон к мельнику — вдруг есть какая-нибудь работа? А если и нет, то попросить хотя бы муки в долг, а потом отработать при случае.

Из детей он в семье был старшим. Мать хваталась за любую, пусть даже самую грязную работу.

Мельник Федор, глубокий старик, у которого, несмотря на возраст, в густой гриве волос не было ни одного седого волоска, жил на окраине деревни. До самой мельницы, что стояла на реке, было еще с полверсты. Ходили слухи, что Федор знается с нечистой силой, под колесом его мельницы живет водяной, а по ночам моют волосы русалки, распевая тихие песни.

Василь обнаружил старика в горнице, лежащим на широкой лавке под маленьким окошком. Парень удивился — мельник лежал на лавке, а не на кровати. При этом он тяжело дышал — с хрипом, бульканьем и присвистыванием. Василь замер на пороге, не решаясь ни поздороваться, ни пройти дальше. Однако мельник открыл глаза и, обнаружив гостя, усмехнулся в нечесаную бороду и с трудом заговорил:

— Что встал? Воды дай! Кружка вон…

Василь зачерпнул кружкой воду из баклажки, протянул хозяину. Тот усмехнулся, взял, подержал в руке, сделал глоток и сказал:

— Долго жить будешь, Васька!

— Мне бы мучицы с фунт, дядя Федор… Взаймы… Я отработаю. Ты ж меня знаешь. Совсем дома есть нечего.

Мельник то ли закашлялся, то ли засмеялся, утёр выступившие на глазах слёзы и выговорил:

— Всё твоё теперь, Васька! И мука, и мельница… Раз мою силу на себя принял. В комоде вон возьми… Котомка там для тебя приготовлена. Слышишь?

Василь быстро закивал головой.

— Забери, — повторил мельник. — Там книга, деньги. Шишок придёт, всё расскажет.

Он протянул руку к комоду, показывая вниз, на дверцы.

— Забери и уходи! — выдохнул он. — Из деревни тоже уезжай. Чем быстрей, тем лучше!

Мельник закрыл глаза, вытянулся и замер. Умер. Василь испуганно бросился было прочь, но вспомнив предсмертные слова, вернулся, раскрыл дверцы резного деревянного комода, ухватил котомку. На столе лежал большой каравай ржаного хлеба. Парень вздохнул, ухватил и его, сунул за пазуху и выбежал прочь.

Придя домой, он выложил на стол ковригу мельниковского хлеба, вытряхнул из котомки остальное и испуганно огляделся по сторонам: убедиться, что рядом никого, только он один… На стол вместе с книгой выпали мешочек с монетами, толстенная пачка разноименных купюр и большой кованый нож. Василь осторожно взял его в руки. Нож оказался неожиданно тяжелым, деревянная рукоять обмотана тонким кожаным шнуром. Василь, едва касаясь, тронул лезвие пальцем, пробуя остроту. Разумеется, он тут же порезался. Парень отдернул палец и сунул его в рот. Капелька крови, оставшаяся на лезвии, вдруг зашипела словно вода на раскаленной сковороде и впиталась в сталь ножа. Василь удивленно открыл рот. Такого он даже представить себе не мог.