— Тебе дальше учиться надо, — смешно пожал плечами шишок. — Колдовскому ремеслу. А в городе какая учеба? Вот ты зелье сварил, пытать клад пойдешь. На улицу выйдешь, так к тебе все гроши липнуть начнут! Со всех людей, которые рядом! А ученье, — шишок нравоучительно поднял палец вверх, — оно сосредоточения требует. Старый-то хозяин Федор, вон, почти десяток годков один в лесу жил. Там и травы всякие, и никто не мешает. Только потом к людям вышел, мельницу построил. А до него Захарий до сорока лет один жил…
Конечно же, до Владивостока Василий не доехал. Едва поезд миновал Омск, парень вышел на первой же остановке…
Пока лесник завтракал, хлебая деревянной ложкой густую наваристую ушицу, шишок делился новостями. Сам слуга по своему внешнему облику напоминал Чебурашку из мультфильма, только без ушей-локаторов и с маленькими, едва заметными рожками.
— Сегодня ночью на кладбище опять упырь бузил, — сообщил он. — Об ограду бился, молодежь пугал.
Лесник вздохнул, буркнул:
— Батюшку надо звать. Это по его части.
Шишок согласно кивнул головой, а лесник поморщился. Ближайший храм находился в Коршево и относился к традиционной Русской православной церкви. В Бахмачеевке же издавна жили старообрядцы, и, соответственно, кладбище было старообрядческим. Да и вопрос насчет беспокойного духа был весьма скользким. Поверит ли местный батюшка в разбушевавшееся приведение? Или покрутит пальцем у виска. Лесник хмыкнул:
— Солью заговоренной могилу засыпем.
— Так-то оно так, — согласился шишок. — Только вот до первого дождя. Там соль смоет, и опять упырь хулиганить начнёт.
— Ну, если начнёт, опять засыпем! — со злостью махнул рукой Василь Макарыч. — Соли у нас хватает.
— Водяника приструнить бы надобно, хозяин, — продолжал бубнить шишок. — Совсем распоясался. Народ на речку боится ходить.
Лесник протянул руку к хлебнице, взял толстый ломоть ржаного, откусил, заел ушицей.
— Приструним, — буркнул он, соглашаясь. — Сколько народу он уже к рукам успел прибрать с русальной недели? Троих? Вот сегодня и приструним! Вместо объезда кордона.
Шишок снова кивнул, соглашаясь с хозяином.
— К Старыгиным дочка с сыном погостить приехали, — сообщил шишок. — Сына домовой невзлюбил. Ходят слухи. Чуть не придушил ведь.
— Ну, не придушил же? — лесник посмотрел на шишка.
— В том-то и дело, хозяин! — сообщил слуга. — Не придушил! А потом друзьями разлюбезными стали! С утра в избе сидят, беседы беседуют как друзья закадычные. Да еще Тришка чары навёл, чтоб не мешали им, стало быть. Ой, неспроста это, хозяин!
Лесник отодвинул пустую чашку, посмотрел на слугу:
— Домовой с человеком беседуют? А ты этого старыгинского отпрыска видел? Может, он тоже из колдунов? Или травник? А?
Шишок пожал плечами. Вообще такого никогда не было, чтобы домовой с человеком разговаривал. Не дано человеку видеть «соседа» — ни домовых, ни банников… А тут — беседуют! Неспроста это.
— Ладно! — Василий Макарович махнул рукой. — Потом посмотрим. Собирайся, поедем на кордон!
— Запрягать? — шишок с готовностью соскочил с табурета на пол.
— Нет! — отмахнулся лесник. — На машине поедем.
Шишок поморщился. Технику он не любил.
— Где водяник сейчас?
— В Грязном омуте! — ответил шишок. — Где ж ему еще днём-то быть?
Грязный омут считался самым глубоким местом на реке. Своё название он получил от того, что берега вокруг были топкими, болотистыми и не просыхали даже в разгар лета. Из-за этого к реке здесь можно было пройти с трудом, да и то не всегда. А уж на машине — тем более не проехать. Если, конечно, не знать дороги. Лесник был единственным в деревне, кто знал эту дорогу больше похожую на гать.
Он загрузил в старенький казенный видавший виды «уазик» «камазовский» аккумулятор, пластмассовый ящик, из которого торчали четыре провода. Достал из сейфа ружье-двустволку. Вставил в карманы патронташа несколько патронов, помеченных белой краской (шишок ехидно хмыкнул — меченые патроны колдун снаряжал крупной заговоренной солью с добавлением дурман-травы). Обулся в рыбацкие сапоги.
— Поехали!
Шишок послушно запрыгнул в салон, размещаясь сзади. Они проехали чуть-чуть по деревне, остановились возле дома, во дворе которого копошился большой выводок цыплят. Лесник вышел, подошел к калитке и, не открывая её, крикнул:
— Клавдия Борисовна! Ау!
На порог вышла пожилая тетка в косынке и цветастом халате, приветственно махнула рукой, улыбнулась:
— Здоров, Василь Макарыч!
— И тебе не хворать, Клавдия Борисовна! — отозвался лесник и попросил. — Продай мне куренка одного.
— А на что он тебе, Макарыч? Куда это ты собрался-то?
— Приманку надо, капканы ставить буду, — ответил лесник, на ходу выдумывая причину. — Тут опять в лесу у лис бешенство. Сказали, проверять надо.
— А…- кивнула тетка. — Понятно!
Она поймала ему цыпленка, передала через забор:
— Хватит одного-то?
— Хватит! — Василь Макарыч достал из кармана брюк несколько монет и протянул ей, но тетка отмахнулась.
— Ладно тебе, сосед…
— Спасибо!
Лесник сунул живого цыпленка в матерчатую самодельную сумку, сел в машину.