Наследник для авторитета

Лет сорока, с еле пробивающейся сединой и чисто выбритым подбородком, он вызывает у меня двоякое чувство. И вроде доброжелательный, но в глубине глаз вижу, что он из тех мужчин, что сами себе на уме, и чего ждать от такого, сложно предугадать. В моей ситуации это не то, что может меня обнадежить. Помощи просить глупо, ради выгоды он сдаст меня своему клиенту по первому звонку.

– Пол узнать уже можно? – голос Галаева источает трепет, словно для него происходит нечто удивительное и волшебное.

– Мальчик, – после недолгой паузы говорит и поворачивается к нам сотрудник клиники, – поздравляю! Плод полностью здоров и вот-вот появится на свет.

В порыве чувств Шамиль прикасается и сжимает мою руку слишком сильно.

– Ай, – пытаюсь выдернуть свою ладонь, прострелившую тупой болью.

– Прости, – мимолетно извиняется и отпускает, с азартом во взгляде наблюдая за монитором.

Я сглатываю, но молчу, хотя в глубине души радуюсь, что с малышом все в порядке. Немного обидно, что все играет в угоду моему похитителю, но в свете радостной новости это событие меркнет, рассеивая тучи в моем сознании.

– В общем, мы на Вас рассчитываем, – добавляет в конце Шамиль, пожимая руку врачу.

Фото нашего ребенка все это время у него в руках, я смотрю на него с тоской и надеждой, ведь в руках его так и не подержала. Первый снимок, который, как и я, принадлежит сейчас Галаеву. Ничего, надеюсь, это ненадолго.

– Я думала, такие, как вы, предпочитают врачей женского пола при родах, – не могу не съязвить, когда мы садимся в машину.

Уязвленная гордость и беспомощность от того, что от меня ничего не зависит, заставляют меня желать ранить его самолюбие, и на секунду кажется, что мне это удается. Вот только следующие его слова, наоборот, бьют меня наотмашь. Будто хлесткая пощечина – неожиданная, звонкая и причиняющая боль.

– Да, ты права, при родах участвуют только женщины врачи, – отвечает после нескольких секунд тишины, – мы не позволяем видеть наших жен другим мужчинам. Это вопрос чести.

И его слова наглядно показывают, что я для него – никто, и ему плевать, будет ли видеть меня кто-то другой. Внутри пульсирует червоточина, нашептывая, что вскоре он женится, и его жена будет рожать для него наследника при всех почестях. Кладу ладонь на свой живот. А что с тобой будет, маленький?

Отворачиваюсь к окну, чтобы он не увидел моих слез, непроизвольно орошающих щеки от обиды и чувства безысходности. И когда мы проезжаем мимо какого-то магазина, мне кажется, что в одном из силуэтов я вижу Гришу, натянувшему капюшон так, что лица не разобрать. И не знай я его долгое время, сама бы не узнала сейчас в этом прикиде.

– Ты подумала насчет… – говорит что-то мне Шамиль, но до меня плохо доходит смысл его слов.

Я с надеждой смотрю на удаляющего соседа, почти затерявшегося в толпе, как вдруг звучит окрик.

– Останови! – приказ хозяина водителю.

У меня перехватывает дыхание. Неужели он заметил его?

Автомобиль останавливается, и с той же скоростью замирает мое сердце. Я ожидаю, что Шамиль выйдет и пустится в погоню за Гришей, но этого не происходит. За тем, как гулко и бешено колотится пульс, я не сразу осознаю, что он обходит машину и открывает дверцу с моей стороны.

– Выходи, – довольно спокойный и мягкий голос.

Я даже рот открываю от удивления, настолько непривычно видеть его в таком амплуа. Он демонстративно приподнимает бровь, как бы намекая, что мне не стоит артачиться. Не остается ничего другого, как опереться о его протянутую руку и спуститься с внедорожника.

– Кондитерская? – с недоумением смотрю на вывеску магазинчика, к которому подводит меня мужчина.

– Сладости, – улыбается он, почесывая свою щетину.

Гляжу на него с подозрением, тревожно от таких перемен.

– С чего вдруг? – поджимаю губы и пытаюсь выдернуть свою руку, но его хватка железная, не дает мне маневра для движения.

– Я был груб, признаю, – поворачивает меня насильно лицом к себе, цедит слова сквозь зубы, словно пересиливает себя, – считай это моим извинением. Принимаешь?

Ему эти слова о прощении стоили колоссальных усилий, вон как его корежит, будто к земле пригибает тяжестью, оттого такой момент должен иметь ценность, вот только…Какое мне до этого дела? Это не тот мужчина, которому я что-то должна. Это тот, кто требует многого от меня, не давая ничего взамен, лишь отбирая свободу, волю, а в будущем…моего ребенка.

– Да, – отвечаю холодно, глядя в его бездушные глаза.

Почти не соврала. Я и не держала на него обиду. То было совсем другое чувство, основанное на неприязни и оттенках ненависти. Обижаются только на тех, кого любят и ценят, он же для меня – чужой мужчина, не стоящий моего внимания.

– Пойдем, купим чего-нибудь вкусненького, – держит меня за талию, не позволяя идти вдали.

Мне хочется, чтобы между нами были километры, но мы движемся кожа к коже. По ней пробегают мурашки, каждая мышца тела напряжена. Сглатываю, когда передо мной оказывается витрина, за которой множество видов пирожных. Облизываю непроизвольно губы, представляя, какая на вкус кремовая начинка вон той красоты.