Нужно попросить показать документы снова, после трапезы. Иду к двери, выхожу, впуская девушку к детям, а сама спускаюсь вниз. И каждый шаг дается мне всё сложнее и сложнее. А уж зайдя в столовую, и вовсе впадаю в ступор. Глаза всех сидящих за столом обращаются ко мне, и чудится мне, что сейчас меня препарируют и линчуют. Боже, дай мне сил…
– Это она? – надменно спрашивает отец, нервируя меня своей желчью.
Стискиваю челюсть и сжимаю руку в кулак, отчего вилка в руках гнется от той силы, что сосредоточена в мускулах.
– Это Эльвира, отец, – говорю с нажимом, намекая, чтобы оба родителя держали себя в рамках приличий, – мать твоих внуков.
Вижу, как мнется у порога девчонка, теребя ткань на животе, словно не зная, куда деть свои руки-палочки. Она итак слишком молода для такого прожженного волка, как я, но этот ее потерянный вид и вовсе делает ее малолеткой незрелой. Бросаю мимолетный взгляд на зеркало, с неудовольствием замечаю пару морщин. Встряхиваю головой и встаю из-за стола.
– Иди сюда, – говорю резко и отрывисто, отчего эльф подрывается и словно летит в мою сторону.
Умом понимаю, что это скорее желание побыстрее сесть и не отсвечивать, но внутри неприятно что-то ворочается. Тру грудину, но забываю об этом сразу же, как только она садится на отодвинутый мною стол. Меня обдает ароматом луговых трав и свежести. Ее неповторимым терпким запахом юности и небрежной сексуальности.
– Добрый день! – здоровается она хриплым и тихим голосом, не поднимая при этом головы.
– Поня-я-я-тно, – тянет отец, оглядывая девушку.
Затем смотрит на меня понимающим взглядом, словно мужчина на мужчину. Сжимаю спинку ее стула от злости. Хочется укрыть ее от его настойчивого взора, так что с вызовом смотрю ему в глаза. Погодя, он отводит свой, оставляя мне право распоряжаться в своем доме. А скорее признавая, что теперь я сам волен решать, что делать. Не знаю, с чем это связано: с рождением детей или с чем-то иным. Но тут подает голос мама.
– А мне вот ничего не понятно, – фыркает, промачивает горло водой, – детей мы так и не увидели, я надеюсь, что отец твой, Шамиль, чего-то недопонял, и как дети окрепнут, отправишь их нам. Все это неприемлемо, если Мадина…
Чувствую, как вскидывает голову и напрягается Эльвира. Тут же подается вперед, каждая мышца в ее теле напрягается, словно перед броском. Кладу ладонь на ее плечо и пожимаю, лишь бы она ничего не ляпнула.
– Остановись, мама, – устало вздыхаю, надоело уже воевать со всеми членами семьи и окружающими.
– Но когда ты женишься, это будет уже совсем неприлично… – всплескивает экспрессивно руками, почти срывает платок с головы.
– Мы поговорим об этом после обеда, – говорю уже спокойней и присаживаюсь на свое место.
Киваю прислуге, чтобы приносили блюда. Родители молчат, все же культура трапезы в нашей семье довольно священна, и скандалить за столом у нас не принято. Выдыхаю на время.
– И что вы планируете дальше? – спрашивает после паузы мама, обращаясь к Эльвире.
Голос у нее уже более-менее вежливый, без претензий, так что я пока что спокоен. Та молчит, только пожимает плечами, но я вижу, насколько ей неприятно наше общество.
– Учитесь? – задает повторный вопрос родительница.
– Училась, – уклончиво отвечает девчонка, а я хмурюсь.
Нужно перечитать досье на нее и решить вопросы касательно ее семьи. Пускать на самотек все, что касается и ее, и наших детей, больше нельзя. Осталось решить вопрос с Фархатом, а там, думаю, и предатель проявит себя. Пока тишина…
– Кто родители? – никак не угомонится и продолжает допрос мать.
– Давайте спокойно поедим, – прерываю односторонний разговор, давая всем нам передышку и своеобразную отсрочку.
Дальше мы с отцом обсуждаем клановые вопросы и бизнес, женщины же молчат, как и принято у нас в роду. И если мама делает это из уважения, то Эльвире просто не интересно ничего из того, что касается нашей семьи. Когда обед заканчивается, она пулей вылетает из столовой, и мне кажется, что я даже слышу поспешный стук шагов по лестнице.
– Что за неуважение, – презрительно кривится родительница.
Отец же поддакивает ей.
– Ну, что, теперь мы можем поговорить, наконец? – обращается она уже ко мне, – я уже устала ждать.
– Свадьбы с Мадиной не будет! – огорошиваю ее, судя по ее раскрытым и шокированным глазам.
Отец грозно рыкает и пыхтит, словно бык, вот только сказать ничего не успевает. Я опережаю их обоих, чувствуя на этот раз себя хозяином положения.
– У него скоро родится сын! – ставлю точку в их возмущениях.
От моих слов у них на лицах четко прописан шок и недоверие, вот только моя серьезная мина не предполагает шуток, так что вскоре отец хмурится, складывает в недовольстве руки на груди.
– Рассказывай, – мрачно садится снова на стул.
Мама следует его примеру, вот только пододвигает свой ближе и хватается за отцовскую ладонь, словно в поддержке. От моего дальнейшего повествования их лица еще больше смурнеют. Видно, что все это им не по душе. Подрыв доверия на лицо.
– Он ни словом не обмолвился, – кусает губы мать.