Наследник для бандита

— Что ж, принц явно подкачал, — криво ухмыльнулся Волков. — До прекрасного мне далеко.

— Я была наивной и верила в сказки, — возразила я. — Но это не значит, что сейчас я несчастлива. И от наличия штампа это состояние не изменится. Пока ты рядом со мной.

— Ты отказываешься? — напряженно спросил мужчина.

— Я хочу сказать, что в вопросе безопасности ты гораздо больше понимаешь, — мягко возразила ему, поднявшись навстречу. — Поэтому я полностью доверяю тебе решение этого вопроса.

— И тебя устроит такое положение дел? — выдохнул он с изумлением.

— Есть вещи поважнее, чем красивое белое платье с фатой и пара колец.

Олег медленно взял меня за руку и все же надел кольцо мне на палец. Осторожно прикоснулся губами к нему, глядя на меня так, что сердце резко ускорилось.

— У тебя будет столько платьев, сколько захочешь! — пообещал он, жадно поцеловав в губы. — Я все к твоим ногам положу, маленькая… Все, что захочешь…

Тот разговор так и повис неоконченным. Лишь спустя время я поняла как много мое решение значило для Волкова. Хотя, конечно, позже он все же нашел способ провернуть все безопасно…

Мы узнавали друг друга с каждым днем все больше. Простой быт на двоих открывал все новые и новые грани каждого из нас. И несмотря на его замкнутость и скупость в романтических жестах, в какой-то момент я поняла, что полюбила Олега. Сказать об этом не решалась до самых родов. А там, в родильном зале, когда наш сын появился на свет и громко закричал, не сдержалась и вымученно прошептала:

— Люблю тебя…

Его взгляд был лучшим ответом. Но услышать те же слова было непередаваемо!

— Спасибо за сына, любимая, спасибо…

- 63 -

Послесловие. Руслан

Когда я увидел ее в первый раз, глазам не поверил. Был на вокзале, и вдруг — как вспышка. Мать я почти не помнил — только по фото, что хранил отчим. И тут она… практически копия…

Когда рассказал Мирону, тот сразу расспросил — кто, где, когда. Больше недели я ничего не знал, пока однажды он не пришел и не спросил готов ли я к мести.

Я готов был давно — и много раз порывался заявиться к Волкову, бросить ему в глаза обвинения! Но каждый раз отчим отговаривал меня, приводя все новые и новые доводы. Хотел ли я, чтобы отец мучился? О да! За то, что продал нас с матерью, что пожертвовал, словно пешками в игре!

Я узнал правду лет в семь. Мирон долго и с толком рассказывал, как Волков удерживал мою мать, не отпуская ее к нему, к отцу как считал тогда. Именно в тот день мужчина, воспитавший меня, сказал, что он мне не родной отец. Что он мечтал, чтобы я и моя мать жили с ним, что он бы любил нас очень сильно…

И хотя я понял все на каком-то детском уровне, попытался по-прежнему звать его отцом, он жестко пресекал подобное, напоминая, что отец у меня — ублюдок, продавший семью. А он — отчим, тот, кого любила моя мама.

И с каждым днем моя ненависть лишь крепла. Поэтому когда девочка подвернулась, а Мирон предложил мне сыграть роль, согласился без раздумий.

Я знал, что она с легкостью согласилась лечь под отца, продалась как и все шлюхи, что вились вокруг хозяина города.

Но когда она проявила понимание, доброту, не поверил. Решил, что притворяется, чтобы устроиться получше. Даже подумал, что план уже не выгорит — ведь Олег отпустил ее. Выбросил, попользовавшись вдоволь. О том как развлекся с ней папаша Марк докладывал четко и своевременно.

И тут ее беременность… Очень к месту. Отчим уговаривал потерпеть, говоря, что месть должна быть холодной. И я терпел. Злился на девчонку, на ее доброту и наивность. Конечно, я отлично отыгрывал свою роль, но то как добродушно она делилась своим настроением, какой понимающей была и как обходила острые углы — бесило.

Мне нельзя было привязываться к ней.

Впервые я почуял неладное, когда узнал, что она попала в больницу. Пришел к Мирону, уверенный что тот разозлен, но нет. Он лишь потирал руки от удовольствия. Все было спланировано четко. И маячок на Маше сыграл немаловажную роль.

Мы припугнули Волкова, заставив смотреть не в ту сторону — Самойлов очень вовремя вступил в дело. Отбитый наглухо ушлепок. Я не понимал почему отчим вел с ним дела. Но на мои вопросы он лишь отмахивался, говоря, что слишком я молод.

И каждый раз напоминал о том, кто виноват в смерти моей матери.

Приходя втихаря в клинику к Маше, я сам не знал чего добивался — надеялся разочароваться, наверное. И она разочаровала — стала защищать этого подонка! Отказалась от помощи… Хотя я и не собирался в общем-то, но…

А затем и вовсе перестала отвечать на звонки.

О похоронах ее брата узнал случайно — подслушал разговор отчима. В груди неприятно отозвалось — не поленился и достал записи с камер. И видеть какой была Маша оказалось неприятно.

Словно я напакостил, хотя она сама была виновата — знала же с кем связывалась. Могла же сбежать или сделать аборт. Но нет! Выбрала этого урода!

Именно так я настраивал себя, но что-то мешало злорадствовать в полную силу.

Когда отчим сказал, что пришло время, вздохнул с облегчением — ситуация давила, и хотелось уже завершения.