— Конечно, расстроена, — выдыхаю с дрожью и звенящими нотками. — Как я могу не расстраиваться?
Тимур, не сводя с меня взгляда, совершает резкий и глубокий вдох, при котором грудная клетка визуально расширяется и на миг застывает в этом увеличенном состоянии.
— Что думаешь делать? — спрашивает на выдохе.
А мне вдруг кажется, что этот вопрос с подвохом. По крайней мере, лицо мое он из поля зрения ни на секунду не выпускает. Прослеживает все эмоциональные реакции и делает какие-то свои выводы.
— Для начала мне нужно попасть к гинекологу, — выдаю первую разумную мысль.
Желание рыдать и биться в конвульсиях отступает. На смену ему приходят благоразумие и практичность. А дальше что? Не хочу об этом сейчас думать.
— Ты же не собираешься от него избавляться? — спрашивает Тихомиров все еще осторожно, но вместе с тем с более явной угрозой. — Как насчет сердца, которое уже бьется? — припоминает мои же слова. — Я не позволю, Полина.
Я и сама никогда не смогла бы… Но его слова и давление меня крайне сильно задевают. Окончательно из себя выхожу.
— Ты не можешь делать меня беременной каждый раз, когда тебе этого захочется!
— Согласен, — на мгновение отводит взгляд. Потом и вовсе… Отворачивается. Вижу, как резко вздымаются мощные плечи, но понять, с какими эмоциями пытается справиться Тимур, не могу. Оборачивается обратно достаточно быстро и выглядит вполне уравновешенно. — Признаю свою вину и предлагаю действовать по ситуации.
— Как именно?
Прижимая к губам свой огромный кулак, Тихомиров снова скашивает взгляд куда-то в сторону. Глубоко вдыхает. Убирает руку. Смотрит на меня и, наконец, выдает на выдохе:
— Выйдешь за меня?
41
Она так долго молчит. Бесконечно. Ни с чем не сравнимо. С каждой чертовой секундой ожидания мое нутро, мать вашу, разбивает дрожь. А это в любом случае дикость, когда трясет такую мышечную массу. Раньше думал, что я из стали. Ни хрена. Загребает так, что все тело слабеет, и в глазах темнеет.
Нокаут, я помню.
Ни с чем другим опыта сравнить нет.
Хочу подойти к ней и прикоснуться, но в это мгновение на подобное попросту не решаюсь. Смотрю и пытаюсь уложить внутри себя полученную информацию — Полина беременна. Сейчас. Она беременна в эту секунду. Внутри нее мой ребенок. Еще один мой ребенок.
Разве это не должно нас связать? Разве это не делает ее моей? Безгранично.
Один ребенок — крыша. Два — уже стены. И пусть начали не с того, фундамент за нами.
— Это предложение? — переспрашивает. — Ты хочешь заключить брак?
— Очевидно, что хочу.
Птичка вздрагивает и даже пятится. А я вынуждаю себя замолчать и дать ей переварить не только сказанное, но и возникшие следом за моими словами эмоции. Все еще сохраняю неподвижность. Даже когда Полина на мгновение отворачивается, скрывая от меня свое лицо.
— Если это из-за новой беременности… — начинает она и сама себя обрывает. — Боже, как глупо все это звучит! — то ли смеется, то ли всхлипывает. — Или… Если из-за Миши… То есть если он просил или как-то… — тарахтит Птичка задушенным шепотом.
— Я сам хочу, — перебиваю, потому что понимаю, что сейчас она вывалит тонну всего того, что вообще не имеет никакого смысла, и не остановится, пока не раскидает нас еще дальше.
— Сам? — переспрашивает, будто спохватываясь. Резко поворачивается ко мне. Не всматривается в мое лицо, а мечется по нему взглядом. И я понимаю, что бы она сейчас ни ляпнула, это будет не совсем здраво. Разболтало ее капитально. Похлеще меня. — Сам?
— Сказал же, — в третий раз подтверждаю свои слова. Осознаю, что ей нужен более развернутый ответ, поэтому стараюсь быть максимально откровенным. — Да, я хочу, чтобы у моих детей была нормальная семья. Но и тебя… — оказывается, силенок не хватает, чтобы выдавить это без пауз. Чемпион, блядь. — Тебя я тоже хочу, Полина.
Как она реагирует на мои слова?
Щеки Птички розовеют, в глазах возникает блеск… И на этом все. Она снова молчит. Никак убить меня решила.
— Ответишь что-то? — негромко напоминаю, что жду определенной реакции на свой вопрос.
Знал бы кто, чего мне стоит этот спокойный тон.
— Мне страшно…
Конечно же, такой ответ меня не устраивает, но я изо всех сил пытаюсь отнестись с пониманием. Шагаю к ней осторожно, убеждая себя в том, что в случае повторного сопротивления настаивать не стану. Но, благо, Птичка не двигается. Позволяет мне приблизиться. Пять четких ударов сердца, и наше дыхание сливается. Даже обнимать ее не приходится. Она выступает инициатором. Порывисто скользит ладонями по моим плечам, тянется и скрепляет кисти у меня на затылке.
— Чего ты боишься? — прижимаюсь к ее переносице лбом. — Полина?
Вижу, как трепещут густые ресницы, и как дрожат искусанные губы. Чувствую и слышу, как срывается дыхание.
— У нас все… Все равно все неправильно… Если вдруг не получится… Будет больно… — паузы такие большие делает, что мне под конец едва удается собрать эти слова в какой-то смысловой ряд.
— Не обещаю, что не будет больно, — сдержанно шепчу я. — Уверен, что будет. Где-то больно, где-то трудно… Главное, хочешь ли ты? Если хочешь, все получится.