И снова застываем в молчании. Хуже того, Птичка дергается, елозит по мне и, в конце концов, отворачивается. Отступает на несколько шагов.
Вдыхая, мысленно считаю до девяти. На десятый обязан «подняться», сколько бы она меня не опрокидывала. Снова сокращаю расстояние и с видимой уверенностью кладу ладони Полине на талию. Скольжу по животу в самый низ и замираю. Отчетливо слышу, как обрывается ее дыхание. Да и мое стопорится. Не заканчивается, а как будто консервируется. И только сердце выбивает ребра.
— Это можно сделать прямо здесь? В Майами? — сдавленно бормочет Птичка. Так тихо, что мне приходится напрягаться, чтобы разобрать этот шелест. Хотя, возможно, тут еще сердца моего вина — топит внешние звуки. — Или потом? Когда вернемся?
— Здесь, — коротко выдыхаю я.
— М-м-м… — жует губы и замолкает.
— Согласна?
И вновь тишина между нами затягивается. Становится густой и вязкой. Настолько, что никакая сила воли не дает ее выдержать.
— Полина? — зову я.
Она не двигается, а кажется, что ускользает. И я непреднамеренно вцепляюсь в нее крепче. Настолько перебарщиваю, что Птичка пытается освободиться. Разворачиваю ее и тяну обратно. Отпустить не могу, но хватку ослабляю. Привлекаю уже осторожно и, сжимая затылок, заставляю смотреть в глаза.
— Что ты ответишь?
— А разве у меня есть выбор? — в ее голосе нет протеста и какой-то агрессии.
В нем сквозит грусть, от которой у меня разрывает грудную клетку.
— В этом вопросе, да. Я спросил, хочешь ли ты? Это важно.
Важно, чтобы она, осознавая длительность нового договора, хотела быть со мной. Не год. Не два. Всегда.
— Хочешь?
Давай же, Птичка…
Она моргает. Судорожно вздыхает. И, наконец, выдыхает:
— Хочу.
Замираю. Несколько секунд оторопело смотрю на нее.
Что дальше? Что говорят в таких ситуациях?
Ничего толкового подобрать не могу. Поэтому просто веду ладонью по нежной щеке и захватываю своим ртом ее рот. Полина вздрагивает, но не пытается протестовать. Когда расталкиваю языком ее губы, со стоном впускает. Нет, к сексу я ее склонять не собираюсь. Момент абсолютно неподходящий. Кроме того, я сам все еще размазан новостью о том, что внутри Птички новый ребенок. Уже растет. Уже с нами. Думаю о нем, впервые не о сексе. И все же, когда дверь распахивается, и в спальню влетает Лариса Петровна, готов ее убить.
— Ай-й-й-й… Ай-й-й-й… — разносится на всю комнату, пока Полина не прерывает поцелуй.
Прежде чем обернуться, перевожу дыхание и прижимаю девушку к груди. Будущей теще взглядом сходу даю понять, что прямо сейчас ей лучше унять свои выкрутасы.
— Что это у вас происходит? Доня, ты что, плакала? Что случилось? Почему вы вообще тут? Мы вас по всему дому искали. Правда, сладик? Ну, скажи папе, — сотня слов в минуту.
— Искали, — подтверждает притихший Миша. Смотрит на нас во все глаза, а я не могу понять, напуган он или просто растерян. — Я хотел с тобой позавтракать, папа.
— Уже идем, — обещаю я.
— Так, а что случилось? — не унимается Лариса Петровна. — Я ничего не понимаю! Что случилось же?
Скрывать смысла не вижу, но эта ее токсичная реакция в определенной степени утомительна. Тем более сейчас, когда ни я, ни Птичка еще не справились с последствиями произошедшего эмоционального подрыва.
— Мы с Полиной решили пожениться.
И, естественно, не успеваю я закончить, как Лариса Петровна, издавая ряд странных оглушающих звуков, принимается носиться по комнате.
— Ну, наконец-то! — то задернет шторы, то снова их раздвинет. — Я так и знала, что к этому все идет… Убраться надо… Подумать… Написать… Посмотреть…
— Мама, приди в себя, пожалуйста, — похоже, поведение матери помогает Полине вернуть самообладание. — Ты выглядишь, как сумасшедшая. Уймись и присядь, пожалуйста.
— Что ты? Мне нужно все обдумать!
— Мама…
Молча ловлю Птичкину ладонь, подхватываю свободной рукой притихшего сына и вывожу их из комнаты.
42
Поверить не могу, что все это происходит в реальности. Ночью Тихомиров снова атакует меня смущающими вопросами: «Чувствую ли я уже что-нибудь?», «Как быстро появляется живот?», «Можно ли мне сейчас заниматься сексом?», «А когда нельзя?», «Боюсь ли я вторых родов?»
Я всего боюсь. И по-прежнему считаю, что второй ребенок для нас с Тимуром сейчас — слишком тяжелое испытание. По сути, мы не знаем друг друга. Потому что, как ни отрицай, те незрелые, беззаботные и в чем-то наивные личности, которыми мы были когда-то, ушли.
Тихомиров выглядит абсолютно спокойно. Отдает Клинту распоряжение подготовить необходимые документы и все организовать. Сам же концентрируется на тренировках. Кажется, что именно сейчас он понимает, зачем это делает. И судя по тому, что Рас в один из вечеров озвучивает то же самое, это не просто моя иллюзия.
Полагаться на другого человека непривычно. Но я стараюсь, как говорит мама, унять свои переживания и быть просто женщиной.
— Рядом с тобой такой мужик, доня! Доверься ему. Не тяни ты на себя одеяло. Он все решит. И все сделает правильно.