Наследник для чужого мужа

Мы не поехали домой, ни ко мне, ни к Юле. Квартира была съёмной. Чистенькая, со свежим ремонтом нарядная однушка недалеко от клиники. Вставать мне естественно не позволили, я сидела в инвалидной коляске. Юлька наверное зубами скрипела, каждый раз, когда коляска подпрыгивала, будь то порожек под колесами или стыки пола, боясь, что её драгоценные эмбрионы из меня выпадут. В постель меня переложили с такой осторожностью, словно я хрустальная. Юлька рук не марала, процессом руководили дорожная сиделка и мужчина, который нас и привёз.

Юрки не было. Я поневоле задумалась, а много ли ему достанется самого ребёнка, которого я рожу? Юля с маниакальным упорством старается сделать все, предвидеть даже то, что кажется невозможным, а мужа просто оттесняет в сторону. Интересно, он это чувствует?

— И чем мне заниматься? — скептически поинтересовалась я у сестры.

— Я тебе книжек принесла… простых, бумажных, все же, влияние мобильных телефонов на плод не изучено в полной степени…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я вздохнула и взяла книжку. Юлька ушла на работу, оставив меня один на один с моей сиделкой и тишиной незнакомой квартиры. Мне было хреново. Непонятное состояние похмелья, которому неоткуда взяться, ибо после той встречи с Юркой я не пила. Какой-то недосказанности, или даже словно я не сделала нечто важное, упустила. Хотелось встать, идти, неважно куда. Даже на работу, пусть и раздражают коллеги, но там хоть жизнь… Люди разговаривают, жужжат компьютеры, то и дело раздаётся смех и неважно даже, над чем или над кем смеются. А здесь… у бабушки на кладбище пожалуй веселее. Одна радость — катетер извлекли. Правда вставать все равно не позволили. Я хотела встать сама, плевав на Юльку, на Юрку, который мог хотя бы позвонить, чтобы узнать, как у меня дела, но… Стыдно было перед теми, кто сейчас в моей матке. Их трое или кто-то из них не смог, не справился? Или… всех троих уже нет? При мысли о том, что возможно я являюсь кладбищем не только Юлькиных надежд, но и вполне реальных клеточек, из которых могли бы вырасти настоящие, живые люди становилось жутко. И почему-то разбирал нервный смех, от которого невозможно было отвязаться, и тогда я ловила подозрительный взгляд сиделки.

Мне так и хотелось сказать — да, вам досталась чокнутая мамаша. Дура, чего с меня взять. Сами настаивали, терпите теперь. Я вам в инкубаторы не напрашивалась. Во зрел протест против того, что происходило, но мелкие…. Они же не виноваты.

Моя сиделка, имя которой я так и не запомнила ушла утром, вместо неё явилась Юлька. Принесла хрустящих бумажных пакетов из дорогого супермаркета, поглядела на меня тем же лихорадочно шальным взглядом, что и вчера, но сегодня пожалуй шальных ноток в нем больше.

— Ты чего-нибудь хочешь? — с надеждой спросила она. — Я икры купила. И свежих фруктов. Может яблочко?

— На улицу хочу, — честно ответила я. — Подальше от этой тюрьмы. Юль честно, мне кажется в моей квартире шансов у эмбрионов будет ровно столько же.

— Там соседи, — прошептала она. — Они все поймут, а потом все будут знать, что я настолько никудышная, что даже ребёнка за меня родила сестра…

— Тебе так важно это?

— Не знаю уже, ничего не знаю… Наверное.

Юлька открыла одну из принесенных вчера книг и сделала вид, что углубилась в чтение. Но я видела, что наверняка она и слова не поняла из прочитанного, явно не это её сейчас волнует. И бесёнок внутри меня, а может ёжик, которого во мне только Юлька и видела, подзуживает — ну спроси, спроси… Хуже уже не будет, подумаешь… Да и не имеет ли права на блажь практически беременная чужим ребёнком женщина?

— Юль, — наконец решилась я, сестра с облегчением оторвалась от книги, но оно будет не долгим, её облегчение. — О чем вы с Юрой говорили в ночь после оплодотворения?

Юлька поднялась так резко, что уронила сумочку, которую присторила рядом с собой, она упала на пол, содержимое высыпалось. Но оно даже рассыпалось красиво, аккуратной кучкой, не как у меня. У меня обертки от конфет или жвачек, пара ручек, которые уже не пишут, исписанный блокнот, россыпи таблеток, которые уже и непонятно от чего и зачем, просто руки не доходят все выбросить… У Юльки всп чистенькое, блескучее, никаких тебе крошек… И тараканов в голове наверное тоже не имеется. Я усилием воли отвела взгляд от откатившегося в сторону тюбика губной помады — Юлька его не заметила, он так и остался сиротливо лежать брошенный и ненужный.

— Да, мы говорили о тебе, — спокойно ответила сестра. — Ты это хочешь услышать? С самыми мерзкими подробностями? А я вот не хотела. Ты же… возможно беременна. Хотела оградить тебя от стресса. Давай, спрашивай, Влад. Чего именно тебе хочется услышать. Как он на меня кричал?

Юля взяла себя в руки, снова села у моей постели, чинно, спокойно, словно на светом рауте. Улыбнулась. Только глаза… страшные. Или они всегда такие у неё были? Теперь я чувствую себя неловко, плохой, стервой, которая лезет в чужие дела. Моя почти беременность вовсе не оправдание…

— Прости…