Наследник для хозяина города

Пройдя по длинному узкому коридору, мы с Олегом вышли в гостиную. И я остолбенела. Прямо посреди — на огромном овальном столе — развернулась целая операционная. Бригада врачей латала ранения нескольких человек. Кому-то бинтовали руку, кому-то зашивали порезы на лице, кому-то вкалывали обезболивающие и светили в зрачки фонариком.

Я повела взглядом по людям и наткнулась глазами на обнаженного по пояс Булацкого. Совершенно живого и почти невредимого. Помотала головой, желая стряхнуть наваждение. Может, показалось? Но нет, Кирилл собственной персоной сидел упираясь одной рукой назад себя, а врач колдовал над повязкой на его животе. Тошнота снова подступила к горлу от вида кровавых бинтов, валяющихся по всему столу.

Я отступила назад, не зная, как реагировать, но Олег подтолкнул меня вперед, когда Булацкий жестом подозвал нас к себе. Стараясь не пялиться на его голый торс, а лишь в наглые лживые глаза, я подошла к Кириллу.

— Что это за спектакль и почему меня выдернули из больницы? — процедила я сквозь зубы, говоря тихо, чтобы слышал лишь он. Вряд ли такому человеку, как Булацкий, понравятся разборки при всех. И действительно, Кирилл энергично, слишком бодро для мертвого, спрыгнул со стола и грубо отпихнул руку растерянного врача.

— Моя невеста обо мне позаботится, — объявил во всеуслышание, и его покореженная армия обернулась посмотреть на представление, заставляя меня чувствовать себя Золушкой после двенадцати, в обносках и с разочарованием на сердце.

Булацкий взял меня за руку, которую я тут же попыталась отдернуть, но куда там. Он потащил меня прочь, завел в шикарный кабинет с кучей высоких книжных стеллажей по бокам и с шумом захлопнул дверь, прижимая к стене и заключая в плен своего тела и рук.

— Ты что-то хотела обсудить?

— Что-то? — изумилась я, упираясь в его грудь ладонями. Это была крайне плохая идея, пальцы закололо от соприкосновения с его обнаженной горячей кожей, и я попробовала их убрать, но Булацкий поймал мои руки и вернул их на место, буквально расплющил раскрытые ладони об свое тело. И получилось, что я ласкаю его против воли. Разозлившись, я впилась взглядом в наглые глаза мужчины напротив.

— Ты слишком спокоен и расслаблен, если учесть события в городе! Я слышала в новостях, что тебя убили. Зачем это, Кирилл? Что происходит? Ты ранен? Почему не в больнице?

— Не надейся, так просто тебе от меня не избавиться. Никто серьезно не пострадал из моих, а вот Хасановские получили по заслугам. Они слишком зарвались, мне надоела их толкотня в порту и жалкие попытки вставить палки в колеса.

— Даже боюсь спрашивать, что ты с ними сделал! — ужаснулась я. — Не хочу ничего знать!

— Я бы и не стал посвящать тебя в подробности, Есения. Важно то, что ты здесь, недосягаема для моих врагов.

— Что же ты не избавился от них всех сразу и оставил кого-то? — сарказм так и рвался с губ, я опять ходила по лезвию бритвы, испытывая его терпение.

— Я трогаю только тех, кто угрожает мне или тем, кого считаю по праву своими, — сверкнул он темным взглядом, прижимаясь ко мне пахом. Близко, слишком близко, чтобы я оставалась спокойной от такого наглого вторжения в личное пространство.

— Конечно, органы правопорядка ты не рассматриваешь в качестве третейского судьи? У тебя тут государство в государстве с тобой во главе? Собственный Ватикан? И законы тебе не писаны?

— Как хорошо, что ты понимаешь все сама и не нужно объяснять, — улыбнулся он, щелкнув меня по носу пальцами. Я вздрогнула от неожиданного жеста, дернулась, но очередная попытка освободиться была неумолимо сломлена. Он стиснул меня руками, прижал еще сильнее. У меня бы не получилось втиснуть между нашими телами даже палец.

— Но чем поможет твоя мнимая смерть? Долго ты собираешься изображать мертвеца? — пыталась я говорить серьезно, но тело начало жить своей жизнью, повинуясь давлению рук Булацкого.

— Сколько понадобится для того, чтобы все успокоилось. Я решил, что нам с тобой не помешает свадебное путешествие. Возьмем с собой твоих родных тоже. И Соню, мою сестру. Я вас с ней сегодня познакомлю.

— Но… Я не понимаю. Если ты уедешь, разве не поделят город в твое отсутствие? А как же похороны?

— Послушай, за три дня ничего не изменится. Уже пошли слухи, что я жив. В больницах меня нет, в моргах нет. Рано или поздно все догадаются, что я не погиб. Ты не представляешь, как порой пугает неизвестность. Они не будут понимать, зачем я инсценировал смерть, и будут ждать удара. Каждый — своего. Тем самым покажут мне свои слабости.

— Не представляю? — с горечью произнесла я, качая головой. — Мне ли не знать, что такое неизвестность? Ты напоил меня ею сполна, Кирилл. Отпусти, прошу, — дернулась я, отворачивая лицо, а он терся об меня бедрами, вызывая жар во всем теле.

— Сейчас или вообще? Не могу ни то ни другое. Ты принадлежишь мне. Что тебе неизвестно? Спрашивай, — он тряхнул меня, чтобы не дергалась, взял пальцами запястья и завел мои руки мне же за спину. Пришлось выгнуться, встать на носочки, замереть…