Наследник для медведя

— Мы с Рэмом едем в опеку.

— Мне в опеке сказал, что его отдают новым родителям.

— Кажется, это мы, — и я подняла взгляд на Рэма спереди.

— Вика, — обреченно выдохнул Келлер, — я бы его вернул… зачем ты…

— Денверу нужен папа, — осмелела я, надеясь, что Рэм не слышит за своим разговором.

— Не нужно меня считать идиотом, Вика, я все знаю. И про то, как и благодаря кому ты оказалась в его руках, и кто это все покрывает…

— И что? Мне хорошо в его руках. — Я крутила кольцо на безымянном пальце, пытаясь уличить его в дискомфорте, но подобрано оно было идеально. Второе не было таким покладистым. Как и обещал Рэм, напоминало о своем существовании в каждом движении. — Может, я всегда хотела в такие руки?

С Келлером нельзя по-другому — только верить в то, что говоришь. Сегодня я верила в свои слова гораздо больше, чем тогда в его кабинете.

— Ты серьезно?

Поверил.

— Угу. Давайте закроем этот вопрос и поговорим о Джастисе. Что ему шьют?

Келлер сделал раздраженную паузу:

— Вытащим. Ты же знаешь, у нас достаточно оснований…

— Знаю. Думаю, моя рекомендация понадобится.

— Понадобится — приедешь.

— Я уволена? — Сердце заколотилось, а стоило поймать взгляд в зеркале заднего вида — будто резко встало, ударив изнутри лишний раз.

Рэм отвел глаза в окно, и я задышала снова с ответом Келлера:

— Нет.

— Но?..

— Пока без «но». Распоряжений не было.

— Хорошо. Держите в курсе по поводу Джастиса, хорошо?

— Хорошо…

* * *

Служба опеки не благоволила нашему визиту. Сотрудники сразу же протащили нас в глухой кабинет, подвергли проверке документ о браке, скривились на подпись мистера Сэндингтона, но все же приложили копию к делу. При этом с такими мрачными лицами, будто продавали близких в рабство.

— Где ребенок? — потребовал Рэм, едва поднял взгляд от подписанной бумаги.

— Я должна сказать, — начала было одна из комиссаров, оформлявших наше дело, — что ребенок требует срочного…

— Я спрашиваю. Где. Ребенок? — перебил ее Рэм, чеканя, как для умственно отсталой.

Та только поджала губы, прожигая его ненавидящим взглядом. Да уж, Рэм умел нагибать. Только не думала, что буду рада этому его навыку. Когда нас вывели в коридор департамента, я нервничала на полную мощь, а когда спустились на лифте в цоколь, ладони вспотели.

— Вы держите детей здесь? — выдавила, когда двери лифта открылись перед тюремной решеткой.

— Не всех, — вытянулась комиссар, стараясь не терять лицо, но откровенно опасаясь Арджиева.

Лязг железной двери прошелся по нервам. Хотелось схватить эту сушеную женщину и протащить весь путь к моему малышу мордой о прутья, мимо которых мы шли. Представшее зрелище вытянуло все силы, и я опустилась на колени перед очередной клеткой. Денвер метался по ней медвежонком из одного дальнего угла в другой, не обращая на нас внимания. Пижама клочками висела вокруг шеи, а штанишки валялись возле единственного стула.

— Открывайте! — потребовала, но рвануться в открывшиеся двери мне неожиданно не позволили.

— Стой, — перехватил меня Рэм за талию. — Подожди тут…

— Рэм, он не подпустит…

— Он кинется на тебя сейчас, — приморозил меня взглядом к полу и шагнул в клетку.

Я с замиранием сердца беспомощно следила, как он приближается к малышу. Тот его, наконец, заметил и попятился в угол.

— Привет, — присел Рэм в нескольких шагах, преграждая ему путь к побегу. Денвер насупился на него и жалобно заревел. Стоило всех сил, чтобы не рвануть, но Рэм осторожно протянул к нему руку и замер. А потом вдруг я услышала густое грудное рычание, но какое-то особенное, приглашающее…

Оборотни не были животными в полном смысле слова, и поведение их наполнено смыслом совершенно другого порядка. Обычные животные себя так не ведут.

Денвер опасливо потянулся к нему носом, потом, когда понял, что длины тела не хватает, чтобы не покидать угол, осторожно шагнул навстречу. А я смотрела на мужчину, который утверждал, что не собирается принимать этого ребенка, и силилась проглотить ком в горле.

Кто ты, Рэм?

18

Как тебя объяснить себе? И все, что ты делаешь…

Денвер несколько секунд сосредоточенно обнюхивал руку Рэма, потом подался вперед и залез к нему на колени, прижался к груди так доверчиво, что в моей собственной что-то защемило. Рэм осторожно обнял малышу и выпрямился, что-то нашептывая ему на ухо. На мой вопросительный взгляд и готовность рвануть к ним мотнул головой. Но вдруг медвежонок стремительно начал меняться, и уже через несколько вдохов в руках у Рэма оказался маленький мальчик. Денвер оглянулся, увидел меня и заплакал. Больше ждать не было сил, и я, еле сдерживая слезы, протянула к ребенку руки. Он тут же перекочевал в них и вцепился в меня мертвой хваткой.

Рэм подал мне штаны, но надеть их на Денвера не было никакой возможности. Малыш плакал и всхлипывал так жалобно, сердце обливалось кровью каждый раз, когда он пытался вжаться в меня еще плотнее. Тогда Рэм снял с себя пиджак и набросил на него.