Наследник для шейха (СИ)

Вновь лицо Аяза развеивается от слез, которые срываются с ресничек, и вновь мужчина наклоняется и пробует эту соль на вкус.

— Твой запах, вкус… все в тебе манит… Джамиля…

И это имя… которым он ко мне обращается… оно слух ласкает… и я будто не я и не Каролина, а какая-то другая, девушка из сказки «Тысяча и одна ночь», только вот мне не суждено ублажать шейха, рассказывая сказки…

Эти сказки расскажет ему мое тело, которое он будет вкушать…

Не уйти от шейха, не опустившись на самое дно чувственного наслаждения, которое он так остро во мне пробуждает.

Аяз будто смотрит мне в душу, выворачивает ее наизнанку, не отпускает моего взгляда, читает меня, и где-то я опасаюсь, что иду по минному полю, по тонкой проволоке, протянутой над оврагом, и упаду, сорвусь, я знаю…

Как забыть этого мужчину?! Как стереть из памяти тяжесть его тела?! Касание его рук?!

В эту самую секунду его пальцы зарываются в мои волосы, натягивают корни, заставляют меня изогнуться на постели, еще шире раскинув ноги, до боли в каждом позвонке натянуться.

Аяз проводит языком по моей шее, будто зверь, и вновь широко раскрытым ртом накрывает мои губы, вбивается в них, и его вторая рука скользит по моему телу, проникает под колено и шире разводит ноги, ощущаю, как достоинство мужчины упирается в меня…

— Открой глаза, Джамиля, — вновь приказ, и я опять подчиняюсь, смотрю безотрывно в золотистое пламя его глаз, ощущая, как медленно мужчина подается вперед, слишком острое, оглушительное ощущение, которое заставляет приоткрыть губы в немом крике…

Тело буквально пронзает ослепительная боль, невыносимая просто, дергаюсь и замираю, из глаз слезы брызгают.

Аяз замирает надо мной, наклоняется, шепчет что-то, а я не слышу, все еще переживая вспышку режущей боли, перерастающей в какую-то агонию, от которой хочется спастись, и я неосознанно начинаю сопротивляться, пытаюсь уйти от этого ощущения, будто раздирающего меня на части…

Мужчина огромен, и эту каменную глыбу мне не сдвинуть, паника нападает, и я неосознанно начинаю царапаться, пытаясь хоть как-то выползти из-под тяжелого мужчины. Но все безрезультатно. Шейх словно стена, о которую биться можно и только собственные кости переломать.

Аяз будто состоит из мышц и сухожилий, бугрящихся, вздувшихся, как у самого настоящего зверя, замершего в сексуальной схватке со своей непокорной самкой.

Но чудо, что он не двигается. Просто замирает, рассматривая меня, мою агонию, а я дрожу, всхлипываю, пытаюсь достучаться:

— Больно… не могу… не могу… пожалуйста… пожалуйста… не надо…

Шепчу, рыдая, но мужчина меня не отпускает, пригвождает одной рукой мои запястья к подушке и в глаза мои всматривается.

Давая понять, кому и в чем я пытаюсь отказать.

Действует. Замираю в его руках на мгновение и в лицо смотрю, даже сейчас красивое до безобразия, опасное. Безотрывно вглядывается, а я его черты будто запоминаю, отпечатываю каждую резкую черточку в своей памяти, которая будет хранить воспоминания о ночи, когда красивый хищник разрывал меня на части.

— Успокойся. Красавица моя. Уже все… Тише…

Он меня успокаивает, но стальная хватка не ослабевает, а я понимаю, что шейху перечу, мужу пытаюсь отказать в своем праве и фактически нарушаю закон никаха…

За такое есть наказание, о котором и вспоминать не хочется… только рыдать можно…

— Я… я… — голос срывается в всхлип…

Один приказ разозленного шейха — и меня выволокут из его спальни, а затем последует наказание, получится, что вместо того, чтобы семью свою спасти, всех подвела… опозорила… мужа не смогла удовлетворить…

Глупая девчонка… не понявшая, на что именно подписалась…

Слезы катятся, меня трясти начинает сильнее.

Жду того, что сейчас шейх устанет от истерики своей фейковой жены и вышвырнет ее за шкирку, как нерадивого котенка, но вместо этого слышу шепот:

— Джамиля… цветок мой нежный…

Вновь Аяз проводит рукой по моей щеке, слезы утирает, не давит своей мощью и авторитетом, дает мне капельку времени, всматривается в лицо, а затем наклоняется — и его губы накрывают мои.

Нежно-нежно целует, будто крылышками бабочки ко мне прикасается, и, что самое неожиданное, под этими прикосновениями я оттаиваю, Шейх ничего не делает, не двигается, вновь не таранит мое тело — он просто целует меня, и голова вновь кружится, особенно когда он с языком моим заигрывать начинает, будто в танце ведет и углубляет поцелуй.

В какой-то момент понимаю, что мои руки свободны, что я сама обнимаю этого сильного мужчину и мои пальцы запутываются в его чуть длинноватых шелковистых прядках, я сама обнимаю Аяза, забывая о боли, которая уже, как в первую секунду, не опоясывает таз.

Мужчина целует меня все сильнее, увеличивает напор, его руки вновь проходятся по моему телу, он отпускает мои губы и скользит языком вниз, слегка прикусывает тонкую кожу на шее, чтобы уже в следующую секунду зализать, подобно зверю.

— Сладкая девочка, какая же сладкая…

Шепчет с жаром и прихватывает мою грудь, а я со стоном выгибаюсь в умелых руках и в этот самый момент ощущаю еще один толчок, уже не такой болезненный, затем еще один…