Наследник Дракона (СИ)

- Несколько месяцев тому назад пронеслась весть по всему Ортогору, что Балкрас Бронегрыз был убит тобою, и ты был провозглашён Наследником Великого Нерана. Явился ты сюда не один, сам того не зная притягивая спутников к своему пути. Ты явно пришёл сюда не для вонк’гор со старым Ка’Джор’Вар. Зачем ты здесь? — Корр почувствовал себя абсолютно лишним здесь. Замершим, уставшим, голодным, измотанным, и лишним. Оглянувшись, Мейстланд увидел отряд Варлоков и двух ведьмаков, наконец-то поднявшихся на вершину. Рахварион с интересом глянул на них, перебивая завывание ветра, громко вдыхая воздух своими исполинскими лёгкими. — Они пришли за тобою, но мне интересна твоя цель. — ехидно выдал дракон.

***

«Зачем?» спросил Айдан сам у себя. Зачем он шёл сюда? Почему держал путь и почему сейчас не может ответить на столь банальный вопрос? Зачем? Слова дракона эхом проходится по его сознанию, и парень вновь оказывается в тёмных коридорах из своих ночных кошмаров. Он идет, не разбирая дороги, плутая по закоулкам лабиринта из чёрного стекла, в котором он отряжается тысячами копий самого себя, в тех или иных обстоятельствах, с той или иной судьбой. Он видит самого себя в чёрных доспехах Уэйстека, в синих латах Джейстена, в серой робе Сайн-Ктора, красных пластинах Кинхарта и в золотом плаще Хаэфила. Он — герой, убийца, полководец, мессия, никто, безымянный, рейнджер, кто угодно, но точно, не тот, кто он есть на самом деле. Блуждая часами по стеклянным коридорам, он наблюдал за тысячами тысяч вариантов своей погибели. Он был королём и князем. Он был императором и изгоем. Люди радовались его смерти на плахе и плакали на его могиле, он любил только Сейну и сотни других женщин, прожив миллионы жизней. Но каждый раз он понимал, что всё должно быт иначе, что всё должно сложить именно так, как сейчас… и лишь одно оставалось непонятным. Зачем? Зачем он шёл в бой? Зачем правил людьми? Зачем бежал от судьбы? Более важный вопрос, ответ на который мог быть и ответом на предыдущий вопрос. Кто он такой? «Кто я?» спросил он своё отражение. Сверкнуло. Всё пропало в мгновение ока, и теперь он стоял в кромешной тьме, где-то в пустоте. Резонирующий гул исходил позади него. Обернувшись, он увидел яркий луч, или же горящую чистым светом верёвку. Взяв её в руки, он почувствовал тепло и холод. Страх и храбрость. Любовь и ненависть. Словно он родился вновь тысячу раз подряд, пережив всё те жизни в долю секунды. Он шёл по верёвке, сначала шагал, а за тем бежал, пока не нашёл в бескрайней пустоте озеро или же уступ, прямо в низ. В Свет. 

— Опять прыгать… — говорит он, шагая в сверкающие низины. Теперь он был в самом светлом и ослепительно месте, которое могло существовать в мире. Свет был огнём и водой. Воздухом и потоками ветра. Свет был кровью. Жизнью и смертью. — Я — Грифон Рок’Яндара — отвечает он сам себе. И свет начинает гудеть, подтверждая его слова. — Я — Наследник Нерана — говорит Айдан. — Я — Айдан СтоннКассел! — кричит он, разрушая очередной барьер насланный неведомыми силами.

***

Хотелось бы Айдану дать прямой ответ, но когда он услышал крики людей, умирающих в агонии Скверного Огня, он велел огню окутать лезвия клинка. Из его спины выросли крылья дракона, подобные пламени самого Келтрика, а молнии украсили голову короной из мечей. Дориан и Корр встали по разные стороны от него, а Рахварион поднялся на лапы, и чешуя зверя, казалось, дрожит, выстраиваясь в стену щитов. Коул и его ученик медленно шагали назад, как леди Макстар со своим оруженосцем Златаном. Отряды варлоков разлетались со склонов горы, покрытые чёрным огнём.

Поднимая за собой вихри сорных и чумных ветров, шли двое. Не Падшие, Не Губители, их звали: Лорды Тьмы. Айдан знал их. Харгодор Первый Предатель и Алгирнор Молчавший. Первый Предатель не скрывал своего лица. Ни молодой и ни старый, он имел изуродованное квадратное лицо, вместо глаз и рта зияли лавовые впадины и он вечно хохотал, в отличии от Молчавшего. Алгирнору стоило только дернуть рукой, как больше пятнадцати варлоков взлетали вверх, и разбивались на смерть, стоило ему сжать кулак. Его лицо прятал чёрный капюшон с золотым покроем. Лишь виднелось очертание отсутствующей нижней челюсти и иссохшей трупной кожи. Предатель хохотал: