Наследник Драконов. Время любить

– Ну, – грубо сказала мать, – это и есть твои трудные испытания? Этого ты испугалась? Смотри – да они просто в жмурки играют! Надо было самой идти, гусыня ты толстопятая, а не подсылать Ивонку! Сама-то – это надежнее!

Мрак за окном моргнул, сощурил зеленые глаза, похожие на болотные блуждающие огни, всматриваясь в знакомые очертания. В призрачном золотом свете хорошо были видны смеющиеся, разбегающиеся невесты, пестрые и прекрасные, как цветы, и король, которому закрыли глаза плотной повязкой.

Он добродушно и покорно позволил чьим-то шаловливым нежным ручкам повязать на свои глаза повязку, покорно склонив голову. Пара девиц, ухватив его за руки, смеясь, раскрутила его, чтобы лишить возможности сориентироваться, и разом отпустили его, упорхнув.

Ивон тоже участвовала в этой игре. Подхватив тяжелые юбки, она смеялась и убегала от короля вместе со всеми, и мать, поджав губы, сердитыми глазами наблюдала за этой игрой.

По ее мнению, Ивон вела себя просто непотребно!

Скромнее надо быть!

Что это за беготня такая, что за визг и смех?! Ей бы надлежало скромно потупить глазки и молча позволить себя поймать. Юбку, опять же, задирает – а там видны ножки и туфельки, стыд какой! Нет, понятно – если б там Жанна была, и если б она напилась и упала, это было б естественно, чего с нее взять. Но Ивон-то!

– Сколько мы ее учили, сколько воспитывали, – сердито бубнила мамаша, крепко стуча сжатыми кулаками по коленям, – сколько вложено в нее было, а все без толку! Ну, что это за поведение?! Этак она себя с хорошей стороны показывает?! Ей надобно королю поддаваться и уступать! Быть покорной и ласковой! Все ж таки ленивая ты, Жанна! Вот этак задницей перед королем вилять и ты смогла бы!

– Король же не слепой, – подал голос Вольдемар. – То, какой именно задницей вилять перед его носом, тоже имеет значение.

– Молчи! – махнула на него рукой сердитая мать. – Чего пялишься? Забыл, зачем ты тут? Пока смотришь на забавы, свеча горит без толку! А за нее деньги плачены, между прочим!

– Стоит эта свеча полгроша. Дешевая. Дурная. У вас этими свечами два сундука набито, маменька, – недовольно ответил Вольдемар, возвращаясь к работе.

– И что ж с того?! Это значит, тратить их можно без счету?!

– Они скоро склеятся между собой в один большой кусок воска.

– Перетопим и снова отольем! Не твоя это печаль! Твое дело маленькое – написать все в точности в брачном договоре, чтоб король нас и пальцем не смел тронуть! И чтоб мы как сыры в масле катались! Все предусмотреть, до мелочи!

– Да уже все вписал я, маменька, – вздохнул грузный Вольдемар, поднимая тяжелый зад со стула. – Вот, посмотрите. Все предусмотрел. Про семью особо постарался. Ни гонений, ни наказаний, ни казней, ни осуждения.

– Ай, молодец какой! – восхитилась мать. – Ну, сшивай давай магической нитью. Да аккуратнее там.

Вольдемар, вздохнув, снова уселся за работу, а мать обернулась к огню, рассматривая королевские игрища.

Жанна, все это время сидящая на полу, у ног матери, даже не шелохнулась, не произнесла ни слова.

Пламя огня отражалось в ее темных, немигающих огромных глазах, и Жанна грызла и кусала сухие, потрескавшиеся губы, сосредоточенно размышляя о чем-то своем. На лице ее запечатлелась мучительнейшая мысль, она думала и думала ее, прилагая всю свою изобретательную хитрость, но выхода не находила.

Да еще и мать подливала масла в огонь, добавляя Жанне мучений.

– Ты посмотри на Ивонку, – бормотала она. – Как хороша! Отмыли, откормили! Щеки так и сияют! А серьги, ты посмотри, какие серьги у нее, Жанна! Так и горят! Эту бы одну серьгу подать ювелиру – полдома обновить можно, а? Слышишь, черепица посыпалась осколками? Заменили б на новую. И башню твою любимую починили бы и побелили. А платье-то, платье!

Кто знает, волшебное ли пламя, куда мать горстями сыпала красные бобы, так разукрасило платье дикого шиповника, или на самом деле это было так. Только чудилось мамаше, что все тонкие серые прожилки на юбке Ивон были вышиты дорогими серебряными нитями, а на черном плаще ее, среди вспыхивающих ослепительным белым светом звезд, нет-нет, да сверкали золотом цветы и пчелы.

Тот, кто примостился на улице, напротив окна, тоже замер, рассматривая веселящуюся красавицу Ивон. Сейчас, когда никто его не мог увидеть и уличить в чем-то недостойном и постыдном, он неотрывно следовал взглядом за девушкой. И ее стать, ее тонкий стан, ее грация, ее красота не укрылись от жадного взгляда того, кто, обращённый в небольшого дракона, приник к стеклу и заглядывал в освещенную теплую комнату с пылающим в н ей магическим камином.

Разумеется, то был Валиант.

И красота Ивон, на которую раньше он смотреть не смел, на краткий миг затмила все, и даже вытеснила из его разума тот самый странный документ, который готовил Вольдемар.

Было в юной Ивон что-то такое чистое, хрупкое, трогательное и прекрасное, что Валиант едва не застонал, ослепленный прелестью девушки, которую король поймал и заключил в свои объятья.