В последней надежде защититься, Вольдемар выхватил меч, короткий, широкий, острый, и обернулся к пугающей темноте, гремящей неторопливыми шагами дракона. Он даже успел пару раз махнуть в пустоту своим оружием, после чего крепкая рука в фиолетовой перчатке пребольно ухватила его за плечо, и длинный узкий клинок с жутким всхлипом резко погрузился в толстое брюхо Вольдемара.
– Во славу короля, – торжественно и страшно произнес Валиант, вырвав из обмякшего тела клинок – и снова ударяя, только чуть выше, чуть под углом, метя в сердце.
Разделавшись с Вольдемаром, Валиант безо всякого почтения свалил его бездыханное тело на ступени, поднял голову и прислушался. Женщин слышно не было. Но их страх, их желание натворить что-то мерзкое, витал в воздухе как дурной запах. Валиант, прикрыв глаза, втянул этот гадкий затхлый аромат, и уверенно двинулся вслед за удравшей Жанной.
Он знал, где ее можно отыскать...
***
Жанна вломилась на свой пыльный чердак, вопя и воя. Рана ее вскрылась, потому что Жанна отчаянно мотала головой, отгоняя злые мысли, что жгли ее сильнее телесной боли. Мать, желающая предотвратить необдуманный поступок дочери, не поспевала за Жанной, и сопела где-то на нижних ступеньках.
– Жанка! – кричала она, поднимая юбки и перебирая своими старческим отечными ногами.
– Перестань! Все испортишь! Брось, говорю, дурковать! Жанка!
Четкие шаги, отдающиеся от стен эхом, перебили ее выкрики и сопение, мадам Зинан обернулась, удивленная, и встретилась взглядом с неумолимым взглядом дракона.
Незнакомый человек в ее доме?!
Зинан сразу поняла, что это не к добру. Даже не поняла – почувствовала всем своим существом, что все то, чего она опасалась долгие годы, сейчас материализовалось в статного, хорошо одетого человека. И это не случайный грабитель, не бандит и не вор, которого будут разыскивать за совершенное им преступление.
Это была кара, возмездие за все ее грехи.
– А-а-а! – заверещала она, трясясь, как комковатый серый студень на тарелке. – Ради всего святого, пощадите! Не трогайте! Не надо! Я всего-то хотела немного денег! Денег заработать! Трое детей у меня, кормить их надо!..
От дракона пахло плохо. Тяжело, густо, живой еще недавно кровью. В свете чадящих фонарей Зинан рассмотрела угрожающе опущенный меч, светлое лезвие которого было чем-то испачкано. Чем-то темным и липким. Чем-то, что напугало ее своим запахом.
– Денег? – уточнил дракон, глядя исподлобья своими сверкающими пугающими глазами. – Ты готова ради денег на любую мерзость? Тебе все твои грязные делишки с рук сходили? Поэтому ты посмела думать, что можно и королю подложить свинью? Ты заслужила сурового наказания.
– Нет, – рыдала Зинан, вздрагивая всем телом. – Не отнимайте последнее! Не отнимайте!
С башни раздался истошный крик и ругань разъяренной Жанны. Дракон вскинул вверх настороженный острый взгляд – и Зинан с воплем скатилась вниз по лестнице, в последней надежде уйти от страшного незнакомца.
И меч бы ее не догнал, потому что она ловко оставила дракона за поворотом, выбирать, куда бежать в первую очередь – в сторону удирающей Зинан или наверх, к Жанне. Но у дракона оказался очень гибкий и очень длинный хвост; черный, составленный из множества отполированных, чешуйчатых члеников, с острейшим наконечником-стрелкой на конце. Он вылетел из мрака вслед за Зинан и как гарпун пронзил ее спину, выскочив из груди с всплеском крови и крошевом косточек. Рывок назад – и освобожденная от смертоносного гарпуна Зинан закувыркалась вниз по лестнице.
– Во славу короля, – повторил Валиант из темноты.
Крик на башке повторился, Валиант вернул меч в ножны и поспешил туда, уже безо всякого опасения громко топоча сапогами по старым ступеням.
...Сегодня призыв у Жанны получился особенно хорошо. То ли оттого, что она была трезва, то ли оттого, что всю свою ярость, все желания своего сердца она направила туда – в яростное пламя призыва. О, как она хотела сейчас увидеть эту проклятую Ивон! Неблагодарную сестрицу! Ведь это она, Жанна, придумала закинуть ее к королю! Это по ее, Жанны, идее король одарил Ивон всем – платьем, драгоценностями! Это заслуга Жанны – в том, что король с Ивон танцует и обнимает ее!
И это Ивон виновата в том, что мать говорила все эти обидные до боли слова, от которых Жанна почувствовала себя жалким обманутым ничтожеством.
В магическом вихре, наконец, появилась светлая фигурка девушки, отчего-то в розовосером шелковом плаще с остроконечным капюшоном. Притянутая заклятьем прятали лицо о т секущего ее щеки магического ветра и ловила разлетающиеся полы, пригнувшись. В ее движениях, в хрупкости ее рук было что-то такое особенно беспомощное и слабое, что Жанна не вынесла и мига – кинулась с ревом в бушующий магический смерч.
Она яростно ухватила кончик капюшона, ощутила в руках, под тонкой шелковой тканью жгут волос, аккуратно уложенный. Ругаясь и рыдая, она рванула сестрицу за волосы, наслаждаясь трепкой, оттаскала ее как следует, насильно пригибая ее голову к своим ногам, лицом ее тыча в грязный пол, сопя и пыхтя от радости.