Ее крик, полустертый магическим вихрем, был услышан; кто-то отважно нырнул в магический колючий мрак, чья-то рука крепко ухватила ее за запястье, и Ивон почувствовала, что бушующий вокруг нее магический ветер вдруг стихает. Изо всех сил и она вцепилась в спасительную руку, чувствуя, как спаситель ее вытягивает из магического кокона, отнимает у безжалостного призыва, возвращает в реальность из страшного небытия.
Резкой болью обожгло ухо, Ивон вскрикнула, почувствовав, что красивая длинная серьга, подаренная королем, за что-то зацепилась, и тут же ветер стих, смолкли жуткие звуки. Зло прекратило касаться ее своими костлявыми пальцами. Девушка поняла, что магия призыва больше не властна над ней, а спаситель крепко держит ее в своих объятьях, прижимая к своему сильно бьющемуся сердцу.
– Вы видели?! – вскричала Ивон. – Видели?! Я не сама, видит небо! Не сама! Меня пытались похитить!
Она поспешила сдернуть повязку, и к своему удивлению увидела перед собой... короля.
Это он, не раздумывая, кинулся за ней в опасный магический водоворот, и именно его сила удержала ее, не отпустила в опасное путешествие.
– Да, – мягко подтвердил он, отерев бусины пота с ее бледного лба. – Я видел. Вы не лгали мне – вас действительно принуждали покинуть мой замок, дитя мое, и покинуть такой страшной дорогой! Никто по своей воле не ступил бы на нее, это очень опасно.
– Никто, кроме вас, – возразила Ивон. – Вы последовали за мной! Вы пошли туда и удержали меня! Как же я вам благодарна!..
– Это мой долг, – ответил король. – Защищать попавших в беду. Успокойтесь и утешьтесь. Все миновало.
Король говорил все это добрым голосом, и у Ивон отлегло с души. Она почувствовала, что ее никто не подозревает, никто не собирается травить и никто не станет с нее спрашивать за грешки Жанны, как это случалось до сих пор. Но к радости того, что ей удалось оправдаться, примешалась горечь понимания, что она никогда не получала этой справедливости от своих близких, а от короля получила ее так легко.
То, что для всего остального света было естественно – понимание, сострадание и доброта,
– в ее собственной семье было заперто на замок, запрещено. Все это было похоже на богатства, на расшитые золотом платья, которые матушка Ивон прятала от нее в своих запертых сундуках, и ни за что не разрешала их доставать и хотя бы примерить.
«Ты не достойна этого!» – выкрикнула бы зловредная старуха. Ивон вспомнила ее перекошенное ненавистью лицо и на душе ее стало еще горше.
– Я благодарна вам за то, – откровенно и прямо прошептала Ивон, уткнувшись в грудь короля и прижавшись к нему всем телом, – что вы мне поверили. Поверили, что я не сама делаю это, и спасли меня! Мне никогда никто не верил; все мои беды объясняли тем, что я сама виновата. Что я недостаточно усердна, чтобы справиться, или что я сама желаю того, что со мной происходит. Вместо понимания и утешения я обычно получала наказание. Меня, выбравшуюся из передряги, снова кинули бы в нее, как щенка в холодную воду под мостом. Вы – первый, кто протянул мне руку, и кто ответил сочувствием на мой страх и на мои слезы!
И Ивон расплакалась с необычайным облегчением, уткнувшись лицом в королевские одежды.
Несмотря на кажущееся спокойствие, король тоже был взволнован. Лицо его было неподвижно, но в глазах отражался страх, и руки, поглаживающие и успокаивающие девушку, чуть вздрагивали. Он попытался улыбнуться – улыбка вышла кривая, неуверенная. Губы его побелели, он сжимал их крепко, будто не хотел, чтобы лишнее, неосторожное слово выпорхнуло из них.
– Какой хитрый способ поймать меня в игре в жмурки, – чтобы сгладить неловкую затянувшуюся паузу, тихо произнес он, наконец, взяв себя в руки и рассмеявшись. – Попасть в беду и вынудить меня самого сделать шаг к вам навстречу... Кто научил вас так подманивать?
– Но я не нарочно, – слабо запротестовала Ивон, и король рассмеялся смелее, отходя от пережитого шока.
– У вас кровь, – сказал он, осторожно отирая белоснежным платком чуть надорванную мочку уха Ивон. – Позвольте мне за вами поухаживать?
Он промокнул ранку, поправил серьгу, словно извиняясь за что-то. Его острый взгляд рассмотрел вернувшуюся на место драгоценность; это, несомненно, была та самая серьга, что он отдал Валианту. И тот, несомненно, именно ею перебил призыв, наложив на нее чары и швырнув в зарождающийся магический вихрь, вызванный юной некроманткой Жанной.
«Если б не Валиант, у меня не было бы ни малейшего шанса удержать девушку, – подумал король, с удивлением покачивая головой. – Моей власти и магии хватило бы еще всего на миг, на два, а затем призыв все равно вырвал бы ее из моих рук. Что же там за чудовище такое, если оно обладает такой силой в своих заклятьях? И я – отчего я так бездумно шагнул вслед за этой девушкой в воющую преисподнюю?..»
– Ваша сестра, – очень серьезно произнес король, рассматривая Ивон, медленно приходящую в себя, – очень жестока с вами. Очень.
– Пара оплеух, – дрожащим голосом произнесла Ивон, – которыми она наградила бы меня
– это не запредельная жестокость...