Наследник древней силы #3 - Прах

— Знаешь что: шёл бы ты поспал лучше. Я что-то устал уже, — Костя зевнул. — Два часа уже. Иди к Ире. Она, наверное, волнуется.

— Да спит она под обезболивающими, — я поднялся и надел флисовую кофту. — Но ты прав. Надо спать. Пойду.

И всё же домой я не пошёл. Отправился шататься по саду. Ночью температура опускалась уже почти до нуля, и холод бодрил, да и спать почему-то не хотелось, хоть голова и побаливала, да одно ухо почти ничего не слышало.

Граната, которую в меня швырнули, разорвалась прямо возле головы. Когда я после боя осмотрел каску, обнаружил множество следов осколков. Пробили, правда, только один раз — пулей, из-за чего на обратной стороне образовалась выпуклость, и каску теперь носить было неудобно.

На моём смарте оказался пропущенный вызов от Петра Голицына. Когда он звонил, я не ответил: мы тогда находились на развязке, и было не до разговоров.

Я прошёл на верхнюю террасу, откуда к набережной вела широкая лестница, и задумался, глядя на волны беспокойного озера. Вспомнилось, о чём вчера вечером разговаривали с Ирой после моего возвращения от Ростислава. Она сказала, что было бы здорово уехать куда-нибудь, например, в Ладогу, где нет войны и где никто нас не потревожит. Ха, наивная. Теперь меня в покое не оставят.

Когда я вошёл в нашу комнату, Ира спала. Стараясь не шуметь, разделся, прилёг рядом и сразу отрубился.

Утром я всё же решил перезвонить Петру Голицыну.

— Доброе утро, — поприветствовал я его. — Я поеду в серую зону. Но пока в Новгороде идёт война, я буду находиться здесь со своей семьёй.

— Рад, что перезвонили, — Голицын не выразил никаких эмоций, словно речь шла о чём-то совершенно обычном, вроде похода в магазин. — Артём, я уважаю ваше решение. Семья — важнее всего. Однако вряд ли события в Новгороде стоят вашего внимания. Это не ваша война. Зачем рисковать жизнью ради чужого рода — мятежников, восставших против законной власти? Убедите Николая и остальных не участвовать в этом, и я обещаю, Востряковых никто не тронет.

— Ещё раз повторяю, — проговорил я настойчивее. — Пока в Новгороде идёт война, я никуда не поеду. Вы мне — никто, как и Борецкие. Но здесь моя Родина, и пока на моей земле не воцарится мир, я останусь здесь и буду защищать Новгород от агрессии других княжеств. Это моё последнее слово. И ещё: Новгород не сдастся. Только зря гробите людей, посылая их сюда.

— Вы — упрямый молодой человек, и своим упрямством вредите себе и вашим близким. Как ещё вразумить вас?

Я промолчал.

— Но я вашу позицию понял, — сказал Голицын. — До свидания, Артём.

Завершив звонок, я увидел пропущенный от Николая. Кабинет его находился рядом, поэтому я сам заглянул к нему. Брат сидел во вращающемся кресле лицом к окну и вертел в пальцах шариковую ручку. Несмотря на ранний час, Николай уже был в официальном костюме и при галстуке.

— Проходи, Тёма, — Николай повернулся на кресле и подъехал ближе к столу. — Ты как вообще?

— Я? Да как обычно, — я уселся в кресло, вытянув ноющие после вчерашней беготни ноги.

— А, ну да, тебе же не привыкать. Необычные ощущения, если честно.

— Первый раз?

— Да, в настоящем бою я оказался впервые. В меня даже попали пару раз. Хороший опыт. А ты молодец: в одиночку подбил вражеский танк.

— Пустяки, — махнул я рукой. — Как сегодня дела обстоят? Есть какие-то новости? Военные не пытались отбить развязку ночью?

— Нет, у нас всё спокойно. А в городе… Ну а в городе воюют. Ростислав тоже танки ввёл.

— У него есть танки? — удивился я. — Ты же говорил, дружине нельзя держать танки.

— Получается, есть. Я не знаю подробностей.

— Ну так что, едем? Наверное, помощь нужна.

— Не, погоди. Я знаешь, что думаю? — Николай положил ручку на малахитовую подставку. — Лучше не будем ввязываться. Дружина у нас маленькая, а проку с этой бойни никакого. Вчера в городе погиб один дружинник из тех, которых я отдал под начало Борецкого. Ещё один ранен. Мне кажется, нам с тобой не стоит туда лезть.

— Почему?

— А зачем? Неужели повоевать тянет?

— Просто странно. Вчера ты был иного мнения.

— Я много думал над этим вопросом. Когда сюда придёт вся армия Союза и подавит восстание, нас могут тоже посчитать мятежниками. Что-то не хочется. Мне двух месяцев в тюрьме хватило. Говорю же: семье от этой войны нет никакой пользы.

— Так, стоп. А как же я? На мне ведь висит какое-то обвинение. Ты забыл, из-за чего всё началось?

— Ничего я не забыл. Просто, видишь ли… Обвинения могут снять. Это ерунда, на самом деле.

— Погоди, — я пристально посмотрел в глаза Николаю. — Тебе кто-то звонил?

— С чего ты взял?

— А с того. Месяц назад ты Голицыных порвать собирался, а теперь стелешься под них. Какого хрена с тобой происходит, Коля?

— Ты чего вообще несёшь? Какие Голицыны? Да, ты угадал, мне звонили. Только не Голицыны. Олег Суражский звонил — глава УВР. Он обещал снять с тебя обвинения, если мы не будем участвовать в вооружённом конфликте. Мне кажется, это разумно.

— Вот, значит, как… Хорошо. Если трусишь, тогда я сам встану во главе дружины. Сиди дома или езжай в Москву, можешь там лизать зады голицынских пешек сколько захочешь.