Наследник фараона

Но в этот третий день Хоремхеб уже не довольствовался обороной. Расчистив путь через свои заграждения, он послал вперед своих «мерзавцев» на захваченных у врага колесницах преследовать легкие повозки хеттов и разгромить их. Мы терпели огромные потери из-за того, что враг был стремительнее и искуснее в ведении войны на колесницах. И опять мне пришлось много работать. И все же эти потери, утверждал Хоремхеб, были неизбежны, ибо только в сражении его головорезы могли научиться управлять лошадьми и колесницами, а учиться все-таки лучше, когда враг поражен и растерян, чем тогда, когда он отдохнет, снарядится и перейдет в наступление.

— Без своих колесниц, на которых мы должны встречать колесницы врага, мы никогда не завоюем Сирию, — говорил Хоремхеб. — Эта война под прикрытием заграждений — ребяческая и бесполезная, хотя она и помешала вторжению врага в Египет.

Он надеялся, что хетты пошлют и свою пехоту в пустыню и та без достаточного количества воды станет легкой добычей. Но враг извлек хорошие уроки. Он задержал свои войска в Сирии, полагая, что Хоремхеб, ослепленный победой, направит своих людей в глубь страны, где они будут быстро уничтожены свежими и опытными в боях силами противника.

И все же это поражение вызвало сильное смятение в Сирии. Многие города подняли мятеж против Азиру и закрыли перед ним свои ворота, устав от его честолюбия и от ненасытности хеттов. Они надеялись завоевать таким образом благосклонность египтян и получить долю в скорой добыче. Сирийские города всегда были не в ладах друг с другом, а лазутчики Хоремхеба разжигали их недовольство, распространяя преувеличенные и тревожные слухи о великом поражении в пустыне.

Пока Хоремхеб давал отдых своим войскам, расположившимся среди этих принесших победу холмов, пока он совещался со своими лазутчиками и составлял новые планы, он продолжал посылать воззвания в осажденный город: «Удержите Газу!» Он знал, что Газа не может продержаться дольше, но, чтобы завоевать Сирию вновь, ему был нужен лагерь на побережье. Он распускал среди своих людей слухи о богатствах этой страны и о жрицах богини Иштар, которые с отменным искусством доставляют наслаждение героям. Я не знал, почему он медлил, пока однажды ночью голодный, мучимый жаждой человек не прополз через заграждения, сдался в плен и попросил, чтобы его провели к Хоремхебу. Воины смеялись над его дерзостью, но Хоремхеб принял этого человека, который низко согнулся пред ним в поклоне, вытянув руки вперед, несмотря на то что был одет как сириец. Затем он, словно от боли, прижал к одному глазу руку.

Хоремхеб спросил:

— Уж не навозный ли жук ужалил тебя в глаз?

Я случайно оказался в палатке при этом разговоре и принял это за пустую болтовню, ибо навозный жук — безобидное насекомое, никому не причиняющее вреда.

Но томимый жаждой человек ответил:

— Воистину меня ужалил в глаз навозный жук, ибо в Сирии их десять раз по десять и все страшно ядовитые.

Хоремхеб произнес:

— Приветствую тебя, о доблестный муж! Говори без опаски, ибо этот врач в моей палатке — простак и ничего не понимает.

На это лазутчик ответил:

— Господин мой Хоремхеб, пришло время сенокоса!

Он не сказал больше ничего, но я принял ею за одного из лазутчиков Хоремхеба. Хоремхеб немедленно вышел из палатки и дал приказ зажечь сигнальные огни на вершине холма. Вскоре цепочка ответных огней замерцала на противоположных холмах до самого Нижнего Царства. Так он послал приказ в Танис спускать на воду флот и завязать бой с сирийскими судами вдали от Газы, если уж столкновение неизбежно.

На следующее утро звучали рога и войско уходило через пустыню в Сирию. Колесницы ехали впереди как передовые подразделения, чтобы очищать дорогу от врагов и выбирать места для стоянок. И все-таки я не мог понять, как Хоремхеб решился дать сражение хеттам на открытой местности. Однако воины охотно последовали за ним, мечтая о богатствах Сирии, которые им предстояло завоевать. Я взошел на свои носилки и отправился за ними, и мы оставили позади холмы, принесшие победу, где кости хеттов и египтян мирно лежали рядом, белея на песке огороженной долины.

2

Перейду теперь к рассказу о войне в Сирии, хотя и не могу много рассказать о ней, ибо не разбираюсь в вопросах войны. Все битвы кажутся мне похожими одна на другую — горящие города и разграбленные дома, рыдающие женщины и изуродованные тела всюду, куда ни глянешь. Мое повествование стало бы однообразным, вздумай я рассказывать о том, что видел. Война в Сирии длилась три года, жестокая, безжалостная война, повлекшая гибель многих. Селения были опустошены, фруктовые сады повырублены, города покинуты.