Наследник фаворитки

Машенька ни разу не изменила позы — кулачки все так же прижаты к губам, в глазах напряженное внимание и страх. Не бойся, глупышка, усмехнулся Женя. С нами ничего не станется. И носы и скулы — все будет целым. Ну а что до главного — то, как говорят, пусть победит сильнейший. Ему, конечно, делить с Кимом нечего, но все равно пусть не обижается — уж он постарается не отдать победу. Ох как она нужна ему! Маша чего-то ждет, не сводит с них испуганных глаз. Но все равно почему-то нет злости. У Кима тоже… Впрочем, и тогда, на полянке, ее не было. Как и страха. Было другое чувство, похожее на ожесточенное упорство. Он готов был держаться до последнего. Плевать ему на то, что их трое и что один из них с ножом. В нем закипело и поднялось что-то такое, что было сильнее его самого. Сильнее боли, страха, осторожности.

…Темнота. Слабый свет месяца. Похожие на темные тени быстро движущиеся фигуры. Поляна, деревья, кусты — как в театре на представлении средневековой мистерии. Те идиоты здорово мешали друг другу. Тот, кто раньше держал девушку, бросился искать кол и никак не мог найти ничего подходящего. Потом он все-таки нашарил какую-то палку и обломал ее о спину Жени.

Но самое страшное, завораживающее таилось в мертвенно-тускло блеснувшей полоске стали в руке того, с ножом. И тут ему, Жене, не отвертеться, как от ответа на плохо выученный урок. И под ноги ему, раскинув западнёй руки, вновь готовился броситься первый…

Спрашивается, ну зачем он по своей собственной воле ввязался в эту сомнительную историю? Какое ему дело до незнакомой девчонки? Да он ее и не видел даже… Шел бы себе и шел. И не слышал бы ничего и не видел. Ну, сбегал бы, в лучшем случае, кликнуть милицию.

Он с силой ударил ногой по ноге того, с ножом. А как попал — уму непостижимо. Ведь и не собирался, кажется, бить ногой. Просто та сама дернулась, и он носком ботинка врезал по чужой ноге. Кажется, под самое колено. Тот тихо застонал, скрючился, из его уже готовой опуститься на Женю руки выпал нож. И в этот самый момент другой тип, тот чертов «ныряльщик», схватил Женины ноги.

Женя упал на него, и они забарахтались на земле. Ух с какой невыразимой ненавистью они обвивали друг друга руками, заламывали головы! Чужие жадные пальцы вдруг отчаянно заелозили по лицу Жени, лихорадочно нащупывая, за что можно уцепиться — за глазницы, нос, рот, уши. Женя изо всех сил закрутил головой.

Но вот два или три пальца грубо полезли ему в рот. Женя что есть мочи грызанул их. Тип дернулся, глухо взвыл, рванул пальцы прочь. В эту же секунду Женю схватили за щиколотку ноги, резко дернули, потащили. Он изо всех сил отбрыкивался, пытался лягнуть кого-то невидимого. Ему удалось вырваться, но зато он выпустил того, на ком лежал. И тут же получил крепкий пинок сзади. Не успел обернуться, как…

…Зато встреча на ринге сегодня — просто безобидная игра. Ким старательно демонстрирует все, чему его научили в секции. Одно удовольствие работать с таким добросовестным партнером. Раз-два! Ким провел два прямых. Раз-два! И он, Женя, не остался в долгу. Еще короткая серия. Еще одна! Ах какая неприятность! Ким хуком смазал его по губам. Не зевай. Даже капа[3] не помогла. Во рту появился солоноватый привкус крови.

А Маша по-прежнему не сводит с них тревожных глаз. За кого же она все-таки болеет? За него или Кима? Скоро конец раунда. Они уже порядком выдохлись. Темп все еще высокий, удары сильны, но менее точны, защита не так искусна. Ким опять рвется в ближний бой, вернее, отчаянно рвется к победе. Работает быстрыми сериями.

Дробь ударов, шарканье боксерок по настилу ринга. В зале негромкий гул голосов. Схватка как схватка. Интересно посмотреть, и только. Искушенного зрителя она не зажжет — ему подавай спортивную злость, азарт бескомпромиссной борьбы…

Да, слишком уж старательно Ким выполняет все приемы. У него, Жени, тоже, как видно, в этом бою много старания и мало творчества, полета, вдохновения. А как оно рождается — вот загадка всякого искусства, истинного искусства.

Что верно, то верно — им с Кимом делить нечего. Оба не слишком тщеславны, а что уж до Маши, то здесь Ким пас. Во всяком случае, он до сих пор всегда с пониманием относился к сердечным переживаниям своего друга.

…А уж тогда, на поляне, вдохновения было хоть отбавляй — правда, не розово-поэтического, а звериного, отчаянного.

Не успел Женя обернуться, как его крепко пнули в зад ботинком. И тут же он получил удар палкой по голове. Перед глазами ослепительно вспыхнуло белое пламя. Голова загудела тяжелым колоколом. Он нагнулся, обхватил голову руками.

А ведь они не видели даже его лица, а он их лиц, никогда не слышали друг друга. Откуда такая звериная, прямо-таки испепеляющая ненависть, такая жестокость?..

Подлецы, негодяи! Женя заскрипел зубами от приступа запоздалого гнева, больно ударившего в сердце. Подлецы! Сволочи! Нет, он никогда не будет уступать низости, никогда не будет кланяться подлости, не станет на колени перед силой. Он будет драться с ними, пока сможет двигаться, дышать, чувствовать.

Они били его за то, что он помешал им…