Баран шагнул к шатену и раззявил окровавленную пасть. Мужчина гадливо отшатнулся. И у него даже рука пошла ко лбу, явно чтобы перекреститься, но он подавил своё желание и сердито спросил у меня:
— Слова этого сударя — правда?
— Ну, зуб выбил я. Признаюсь. Мне, кстати, очень понравилось. Хруст получился таким музыкальным. Но я никого не оскорблял. Прелестная сударыня может подтвердить мои слова.
— Да-да, так и есть, — закивала хорошенькой головкой девушка и добавила, с отвращением посмотрев на прыщавого придурка: — Этот сударь вел себя вызывающе и хамил. Поведение недостойное приличного дворянина!
Урод ожёг её злым взглядом бешеной собаки, вытер кровь с губ и яростно бросил мне, брызжа слюной:
— Тебе это не сойдёт с рук! Я знаю, как тебя зовут!
— И как меня зовут, сударь? — усмехнулся я, сложив руки на груди.
— Александр Платонович Грибов! Надеешься, что я запамятовал? А вот шиш тебе!
— И вас ничего не смущает в этом имени? — спросил брюнет у здоровяка, удивлённо поглядывая в мою сторону.
— А что меня должно смущать, сударь? — набычился тот.
— А вот эти имена вам что-то говорят… — мужчина перечислил с пяток известных деятелей искусств и крупных учёных.
— Чего-то о них слыхал, — пробурчал парень и отвёл взгляд.
— Ясно-о, — протянул брюнет и следом отрубил: — Что ж, вы, сударь, собеседование не прошли. Вам более не стоит находиться в нашем университете.
— Чего это?! — вскинул голову Здоровяк. — Собеседование ведь ещё даже не началось!
— Я уже составил представление о ваших знаниях. Всего вам доброго.
Парень сжал руки в кулаки, гневно посмотрел на мужчину, потом на девчонку, меня и выпалил:
— Да идите вы все к чёрту! А тебя, Грибов, я из-под земли достану!
— Только оттуда вы Грибова и сможете достать! — насмешливо крикнул я в удаляющуюся спину идиота.
— Остроумно, — оценил брюнет, посторонился и кивнул девушке, призывая её войти в кабинет. Она благодарно улыбнулась ему и проскользнула в помещение. А я в одиночестве остался в коридоре, уселся на скамеечку и довольно оскалился.
Глава 8
Возбуждение постепенно оставляло меня, а мышцы расслаблялись. Да, знатно я разобрался со Здоровяком. Авось он чему-нибудь научится, хотя вряд ли. Скорее, обозлится на весь белый свет и, возможно, даже попытается подкараулить меня в тёмной подворотне. Однако мне такая засада была не страшна. Я и второй раз накуканю его по самые гланды. Меня больше волновала реакция брюнета на драку. Судя по всему, он не собирался применять ко мне какие-то санкции, так что я имел все шансы поступить в этот университет. Отлично.
Если верить воспоминаниям Никиты, то в универе меня в первую очередь будут учить ладить с даром. Тонко чувствовать его и понимать, когда можно тренироваться, а когда лучше отдохнуть. Дар — это сложный, хрупкий инструмент, подобный мышце. Его можно перегрузить — и тогда он надорвётся. Маг не умрёт, но лишится возможности магичить. А если не заниматься с даром, то он будет терять ступени. Но вот при должном усердии до максимальной ступени можно прокачаться всего за несколько лет.
Внезапно мои мысли прервал скрип отворившейся двери, потревоженной улыбающейся во все тридцать два зуба шатенкой. Она выпорхнула из кабинета и радостно прощебетала:
— Проходите, сударь.
— Поздравляю с удачно закончившимся собеседованием, — дружелюбно произнёс я, поднял зад со скамеечки и взял саквояж с подоконника. — Моё имя Никита Алексеевич Шипицин.
— Анна Львовна Глухова. Рада с вами познакомиться, — сказала она и на её бледных щёчках появился лёгкий румянец.
— Благодарю за лестные слова. И до скорой встречи, — проговорил я и вошёл в небольшой кабинет, отделанный деревянными реечками, покрытыми коричневым лаком.
Брюнет восседал на стуле с высокой спинкой и перебирал какие-то бумаги, лежащие на рабочем столе рядом с печатной машинкой и телефонным аппаратом. За его спиной вяло колыхались шторы, а через приоткрытое окно тянуло прохладой, разгоняющей запахи чернил и книг, кои обосновались на полках двух шкафов, украшенных резьбой.
— Закройте дверь и присаживайтесь, сударь, — указал мне на стул мужчина, устало помассировав длинными пальцами глазные яблоки.
Выполнив приказ брюнета, я очутился на стуле перед рабочим столом, поставил на пол между ступней саквояж и представился:
— Никита Алексеевич Шипицин.
— Да вы что? — картинно изумился собеседник. — А я-то недальновидно считал, что вы — сам поэт Грибов. Признаться, мне нравится его творчество. И не одному мне. В литературных салонах часто декламируют его стихи. Но ладно, прочь лирику. Меня зовут Леопольд Христофорович Тихий. Коротко расскажите о себе, Никита Алексеевич.