— Уж простите меня великодушно, Никита Иванович, но я не имею желания говорить об этом, — посуровевшим голосом заявила Романов и с предупреждением во взгляде посмотрела на меня.
— Ваше право. Но какой смысл молчать? Мне всё равно станет известно о причине ссоры. Лучше я узнаю о ней из ваших прекрасных уст, чем от сударыни Орловой. Мне мыслится, что обиженная женщина вполне способна кое-что переврать, выставив вас в неприглядном свете.
Романова сощурила глаза, задумчиво нахмурила лобик и вместе со мной миновала широкий дверной проём с малинового цвета портьерами, которые держали швейцары. Перед нами предстал хорошо освещённый зал с рядами мягких кресел и большим прямоугольным полотном, расположившемся на стене.
— Эта надутая жаба обвинила меня в том, чего я не совершала, — наконец нехотя пробурчала девушка. — Так уж вышло, что мы обе интересуемся спиритизмом. И на одном из сеансов кое-что пошло не так. Вот Орлова и обвинила в этом меня. По правде говоря, у нас всегда с ней были натянутые отношения, а сейчас они испортились ещё больше. Но вам, Никита Иванович, не стоит думать об этом конфликте. Я примирюсь с ней. Наверное…
— Но ежели вы не помиритесь с этой вздорной дамой, то я всегда в вашем распоряжении. Готов стреляться с Пацци хоть сейчас, — заверил я девушку и рукой указал на свободное кресло.
Лизавета грациозно опустила на него свою сексуальную пятую точку. А я присел рядом, жопой чуя, что не всё так просто, как говорит Романова. Темнит дворяночка. Но до правды мне сейчас не докопаться. Да и нужна ли мне эта правда? Я ведь всего лишь хочу заставить Романову почувствовать себя обязанной мне.
А она вдруг весело усмехнулась и свистящим шёпотом спросила, склонив к моему плечу головку с почти игрушечной шляпкой:
— Никита Иванович, а вы вообще хоть раз участвовали в дуэли?
— Нет, но когда-то же надо начинать? А шкура Пацци весьма уместно смотрелась бы на полу в моей гостиной.
— Хи-хи.
После её смешка в зале погас свет и тьму пронзил луч старинного жужжащего кинопроектора. Зрители замолчали и начался немой чёрно-белый фильм с титрами.
Кинцо оказалось похоже на легендарный фильм «Носферату, симфония ужаса». Тут тоже шастали клыкастые вампиры с бледными лицами и запавшими глазами, да звучала тревожная музыка, погрузившая людей в оцепенение. Зрители даже дышали через раз. А Елизавета Васильевна так и вовсе — вздрагивала каждый раз, стоило в фильме появиться очередному кровососу с длинными пальцами, увенчанными кривыми ногтями. У меня же сей киношедевр вызвал едва ли не зевоту, которая, в конце концов, привлекла внимание Романовой.
— Никита Алексеевич, вам не жутко? Тout à fait (совсем)?
— А должно быть жутко? Я же знаю, что подобных существ нет в этом мире.
— Но… всё же, — пролепетала она, как-то странно глянула на меня и снова принялась смотреть кино.
Благо, фильм шёл недолго. А когда он закончился, зрители взорвались аплодисментами, словно мы были в театре и рукоплескали актёрам, хотя на самом деле, наверное, только кинооператор польщенно улыбнулся.
— Жуткая, но замечательная кинокартина, — восторженно прошептала Романова, которая, кажется, уже выкинула из головы все мысли о дуэли. — Я чувствую себя так, словно сама побывала в гуще событий.
— А я чувствую себя драконом.
— Драконом? — удивилась девушка, выгнув брови. — Почему же?
— Потому что мне хочется схватить вас, сударыня, и утащить в своё логово, — бравурно выдал я, прекрасно понимая, что заинтересовал Романову, известную своими интрижками.
— Ахх-ха-ха, — засмеялась красотка, запрокидываю голову и демонстрируя изящную шею. — Признаться, вы удивили меня. Давно мне не отвешивали столь прямолинейных комплиментов. Обычно мужчины плетут словесные кружева, не хуже прожжённых придворных сплетниц, а вы… с ходу в атаку. Вы, случаем, не кавалерист?
— Нет. Но мой дед и дядя были ими. Видать, передалось по наследству.
Девушка одарила меня широкой улыбкой, после чего мы влились в поток взбудораженных людей, покидающих зал, а затем спустились по лестнице в холл. И тут я заметил того самого усатого старика-военного в мундире. Он очень акцентировано проталкивался в нашу сторону и даже помахал мне рукой, привлекая внимание.
— Граф Камышов, — нахмурилась Лизавета, заметив дедка. — Высший аристократ. Владеет зоокинезом. Говорят, что у него четырнадцатая ступень. Мы с ним незнакомы. Но он явно желает перемолвиться.
— Фух! — выдохнул подошедший старик раскатистым, командным голосом и растянул бесцветные губы в улыбке. — Еле добрался до вас, молодые люди! Под Варшавой во время восстания-с было проще, ей-богу. Граф Иван Константинович Камышов, к вашим услугам-с!
— Неожиданная, но очень приятная встреча, ваше сиятельство, — прощебетала девушка и одарила дедка светлой улыбкой, словно горячо любимого родственника с квартирой в Москве. Вот ведь актриса.
— Никита Иванович Шипицин, сударь Камышов, — пришлось представиться и мне, поскольку старик выжидающе смотрел на меня не по годам живым, цепким взглядом.