— Лебедев? Он за копейку удавится. Мелкий и жадный человек, — презрительно фыркнул я, сморщил нос и прямо посмотрел на взбудораженную девушку. — Матушка оставила некий счёт на моё имя, к которому я получил доступ лишь после семнадцатилетия. На нём хранится приличная сумма. И я не знаю, где матушка взяла её.
— Это могут быть средства твоего отца! — тут же предположила Романова, азартно заблестев глазёнками. — Он мог оставить их тебе, душа моя, дабы ты не знал бедности. Но своей личности он по каким-то причинам не раскрыл. Кем же может быть твой папенька? — девушка нахмурила лобик, прикусила кончик указательного пальца, а спустя пару секунд жарко протараторила: — Мне ведомы имена парочки мастеров проклятий, кои не особо утруждают себя верностью жёнам! Всего же среди высшей аристократии, то ли четверо, то ли пятеро мастеров проклятий, могущих по возрасту годиться тебе в отцы.
— Хм… А почему ты думаешь, что мой отец кто-то из них, а не какой-нибудь иностранец?
— Ох! И вправду!
— Но, ежели честно, меня сейчас мало интересует личность отца. Нынче важно другое… Что скажет дворянское общество, когда откроется правда о моём рождении? А она рано или поздно станет известна всем. Её не получится утаить.
— Ты можешь покинуть столицу, уехать в Европу, говорят, там особенно хорош Париж. Или жить в Петрограде, но тихонечко, как мышка.
— Мышиная жизнь не по мне! — вскинул я голову, раздувая крылья носа. — И свой родной город я не оставлю! Пусть от меня и отвернётся дворянство, но кто-то же останется. Вот они-то и будут моими друзьями по гроб жизни!
— А что же Лебедевы? Правда выйдет им боком.
— Да и шут с ними! Поделом им. Мерзкие люди, — прошипел я и глянул в резное зеркало, висящее на стене. В нём отражалась окутанная лунным светом мордашка Романовой. Ну же… давай уже рожай. Предлагай свою помощь! Тебе же самой будет интересно.
Елизавета Васильевна раздумчиво нахмурилась, подобрала ноги и обхватила колени руками. В такой позе она просидела с минуту, продолжая усердно размышлять. А я молчал, хотя, конечно, хотелось заорать: «Хрен ли ты думаешь? Я же за тебя сегодня жопу рвал!»
Наконец девушка осторожно произнесла:
— Никита, а что ежели я разнесу слух, будто ты внебрачный сын князя Трубецкого? Нет, князь, слишком влиятельный господин, с ним шутки плохи. Лучше остановиться на графе Врангеле. У него довольно мягкий нрав и, если верить молве, то в молодые годы он был частым гостем женских спален, пока мужья этих дам отсутствовали. А нынче почтенный граф на водах, здоровьице поправляет. Имеется у него несколько хворей, которые даже мой папенька изгнать не может, а уж он-то мастер каких поискать. И вот ежели люди будут считать тебя внебрачным сыном Врангеля, то часть дворянства не то что отвернётся от тебя, а наоборот — заинтересуется тобой. Мы можем очень ловко соединить правду с вымыслом. Получится замечательная история, в которой ты будешь выглядеть просто восхитительно! Только тебе придётся как-нибудь невзначай продемонстрировать ступень своего дара: да так, чтобы особо говорливые кумушки увидели твою силу и разнесли весть по всему городу.
— Думаешь, сработает? — скривился я, всем своим видом демонстрируя, что врать мне совсем не по душе, как серпом по яйцам.
— Не сомневайся. У нас всё получится! Уже совсем скоро каждая собака будет думать, что ты — сын графа Врангеля. Но, естественно, общество примется делать вид, что ничего не ведает.
— Секрет Полишинеля.
— Что? — вопросительно выгнула бровки милашка.
— Это такой секрет, который известен всем. Мнимая тайна. В книге какой-то иностранной вычитал.
— М-м-м, ясно. Никита, а что же Александра Юрьевна? — неожиданно спросила Лиза с плутоватой улыбкой. — Не было ведь никакого спора? Что между вами произошло?
— Она была не в восторге от того, что я несколько дней назад отказался жениться на ней. Прежде только воля Лебедева не давала мне отринуть эту распутную девку. А теперь я свободен, словно птица в небесах.
— Да, ты достоин лучшей участи, — улыбнулась Романова, обнажив жемчужные зубки.
— Согласен, — усмехнулся я.
— Приляг, cher ami, — похлопала по кровати девушка, томно посмотрев на меня. — Я исцелю все твои царапины. Порой страсть туманит мой разум. А ты сегодня заставил меня испытать что-то невероятное… Я будто бы одновременно услышала пение ангелов и крики грешников… Где ты столь тонко познал любовную науку в такие-то юные годы?
— Нужные книги читал, — довольно улыбнулся я, мимолётом вспомнив, что от cher ami, то бишь дорогой друг, по одной из версий, произошло слово шаромыга. Дескать, отступающие из России солдаты Наполеона, когда, просили помощи у местных, называли их cher ami, а неграмотные крестьяне быстро окрестили их шаромыгами.
— Я бы тоже взглянула на эти книги, хотя бы одним глазком, — протянула Романова, хищно улыбнувшись. — Оказывается, я столь многого не знала.
— Возьму на себя смелость всему обучить тебя. И начнём мы с массажа.