Тонъ голоса Лоры дотого нааомнилъ Филиппа, что это непріятно подѣйствовало на Эмми; она долго молчала и, наконецъ, грустно замѣтила:
— Я его не осуждаю. Онъ долженъ былъ сказать папа, но слѣдовало бы вести все дѣло не такъ жестко, какъ онъ повелъ.
Съ этого дня вся семья Эдмонстоновъ начала ухаживать за Эмми, какъ за больнымъ ребенкомъ. Отецъ въ особенности часто ласкалъ ее. называя ее своей «золотой дочкой», но объ Гэѣ не поминалъ ей ни слова изъ опасенія разстроить ее. Мать, видя, что Эмми молчитъ, вообразила, что она покориласъ волѣ отца, и старалась уже не растравлять раны ея сердца разговорами о прошломъ. Чарльзъ одинъ воевалъ и бранился, говорилъ отцу въ глаза, что онъ «разбилъ сердце своей дочери», называлъ его жестокимъ, несправедливымъ и вывелъ, наконецъ, мистера Эдмонстона изъ терпѣнія. Тотъ жаловался всѣмъ и каждому, что родной сынъ называетъ его тираномъ и нарушаетъ миръ всего дома своими сценами. Эмми одна молчала, молилась и ждала. Мысль, что судьба ея и Гэя въ рукахъ всевѣдущаго Господа, передъ Которымъ раскрыты всѣ тайны человѣческаго сердца, эта мысль, поддерживала въ ней надежду, что, рано или поздно, Гэй оправдается и она будетъ принадлежать ему. Мистеръ Уэльвудъ, на запросъ мистера Эдмонстона, прислалъ самый лестный отзывъ объ Гзъ, говоря, что обвинить его воспитанника въ безпорядочной жизни нѣтъ никакой возможности. На счеть круга знакомства сэръ Морвиля, онъ отозвался такъ, что Гэй ѣздитъ иногда по приглашенію на обѣды и вечера въ С.-Мильдредъ и къ другимъ сосѣдямъ, а чаще всего бываитъ у мистриссъ Гэнлей и у полковника Гарвуда. Послѣднее имя дало Филиппу право поддержать свое прежнее мнѣніе и письмо Уэльвуда принесло, такимъ образомъ, не много пользы Гэю.
Самъ Гэй прислалъ Чарльзу самый сердечный отвѣтъ и искренно благодарилъ его за довѣріе и сочувствіе къ себѣ. Онъ обѣщалъ современемъ объяснить ему всѣ тѣ темныя обстоятельства, которыя въ настоящую минуту кладутъ такую тѣнь на его доброе имя. На счетъ рѣзкихъ своихъ выраженій объ опекунѣ и Филиппѣ, онъ писалъ слѣдующее:
«Право, не помню, что я говорилъ. Знаю, что выраженія мои были непростительно рѣзки, потому что я въ ту минуту вышелъ изъ себя. Я вполнѣ заслуживаю общій вашъ гнѣвъ. Вполнѣ покоряюсь волѣ мистера Эдмонстона, но не перестаю вѣрить, что время докажетъ мою невинность во всемъ. Теперь же вашъ отецъ имѣетъ полное право быть мною недоволенъ.»
Чарльзъ, прочитавъ письмо, сказалъ, что Гэй обыкновенно винитъ себя во всемъ, тутъ удивляться нечему. Но отецъ заподозрилъ снова скрытое преступленіе въ неясныхъ словахъ его. Гэй рѣшился остаться въ Соутъ-Мурѣ до конца вакаціи, это подало поводъ къ новымъ предположеніямъ не въ пользу его. Но Чарльзъ взялъ и тутъ его сторону, говоря, что нужно же ему куда-нибудь дѣваться, если его выгнали изъ Гольуэля. Убѣжденія матери, увѣрявшей его, что, вслѣдствіе полнаго раскрытія таинственной исторіи Гэя, неприлично приглашать его къ себѣ въ домъ, гдѣ живетъ Эмми, не послужили ни къ чему. Онъ твердилъ свое, что сэръ Морвиля выгнали, и старался подбить отца, чтобы тотъ самъ ѣхалъ въ С.-Мильдредъ, для личнаго объясненія съ Гэемъ. Но Филиппъ такъ ужъ натолковалъ мистеру Эдмонстону, что подобнаго рода поѣздка возбудитъ толки злыхъ языковъ, что тотъ ни за что не соглашался послушать сына. Чарльзъ хотѣлъ рѣшиться на крайнюю мѣру, убѣдить Филиппа ѣхать къ Гэю: но отпускъ его за границу помѣшалъ этому плану. Ранѣе октября мѣсяца ему нельзя было завернуть къ сестрѣ въ С.-Мильдредъ. Оставалось одно — написать къ мистриссъ Гэнлей. Чарльзъ и это сдѣлалъ; онъ обратился къ ней съ просьбой, объяснить ему таинственныя доказательства вины Гэя; но Маргарита сухо отвѣтила, чтобы онъ не вмѣшивался въ дѣла, до нея не касающіяся.
Онъ страшно разозлился. Вообще почта, чуть ли не ежедневно, дѣлалась причиной семейныхъ ссоръ въ Гольуэлѣ. Мистеръ Эдмонстонъ былъ постоянво не въ духѣ, и вся семья его чувствовала себя въ очень грустномъ настроеніи.
Чарльзъ и отецъ воевали безпрестанно между собой. Не такъ жилось въ Гольуэлѣ при Гэѣ. Теперь, мистриссъ Эдмонстонъ и Лора не могли двинуться безъ того, чтобы не заслужить упрека отъ обоихъ джентльмэновъ. Даже Эмми, и на той, отецъ срывалъ иногда свое сердце; что-жъ касается Чарльза, то тотъ положительно не могъ равнодушно слушать, какъ Эмми говорила тихимъ, покорнымъ своимъ тономъ: «Нечего и вспоминать о Гэѣ, все кончено!…»
ГЛАВА III