Наследник императора

Лонгин не зря провел день на почтовой станции: в начищенных доспехах с пышным плюмажем на шлеме, он выглядел как и положено выглядеть приближенному к императору легату, как будто не было никаких стычек в дороге, и Лонгин не оставил в лапах разбойников практически весь свой багаж.

Тиресий, благополучно проспавший побудку, встал рядом с Приском в самый последний момент, уже когда весь гарнизон выстроился для встречи важного гостя. Лонгин легко спрыгнул с жеребца и принялся обходить шеренги легионеров. Если он и замечал какие-то недочеты, то вслух ничего не говорил, лишь кивал время от времени, судя по всему, одобрительно.

Очутившись рядом с Приском, Лонгин остановился и сказал, будто старому приятелю:

– Вечером жду на обед. Ты, центурион Приск, приглашен, – потом скользнул взглядом по лицу Тиресия и добавил: – Бенефициарий – тоже. После обеда поговорим. Обо всем.

* * *

О делах заговорили, когда все приглашенные насытились и большинство уже покинули триклиний. Остались, кроме самого легата, только Требоний, Приск, Асклепий и Тиресий, для них принесли легкое, сильно разбавленное вино, и начались возлияния. Только вместо шутливого трепа разговор был самый что ни на есть серьезный.

Прежде всего Лонгин приказал Тиресию рассказать о его поездке в дакийские земли, обстоятельно и не торопясь. Поздней весной и половину лета Тиресий вынюхивал, соблюдают ли даки заключенный с Римом договор, в самом ли деле Децебал срыл крепости, как обещал Траяну, когда склонял непокорную голову перед римским императором.

– Я побывал в Деве[32], – начал свой рассказ Тиресий. – Крепость уничтожена до основания, и никто вроде там не бывает. Тихо все… Да только тишина обманчива. Подле Девы есть карьеры андезита – так вот, там по-прежнему рубят камень. Даки говорят – для своих святилищ, да только как проверишь – для чего на самом деле. Что касается крепости, то камни из стенной кладки не раскиданы и не разбиты, а сложены аккуратно. Знаешь эту дакийскую кладку – она без глины, с деревянными костылями. Взял – разобрал. Взял – собрал… Если Децебал прикажет, его люди вмиг сложат стены вновь. Из Девы я двинулся дальше вверх по Марису. На первый взгляд кажется – все тихо. Даки из тех, что живут в горах, вообще по большим рекам на открытых местах крепости ставят редко.

– А что Апул? – спросил Лонгин. – Тоже отстраивают?

– Нет, – покачал головой Тиресий. – Апул срыли до основания. Там все чисто – в прямом смысле этого слова. Даже камней от фундамента не найти. Стены разобрали по камешку. Не иначе – на новую крепость где-то недалеко.

– Сармизегетуза?

– В столице не был. Но разговаривал с ауксилариями, что отвозили оружие да припасы нашему гарнизону в лагерь на Бистре[33]. Ребята после первого снега сидят практически взаперти. Вот и Приск подтвердит: зимой на этих склонах не погуляешь – мороз такой, что руки примерзают к оружию, а без длинных штанов лучше из дома не выходить, если яйца дороги.

Приск, несколько замешкавшись, кивнул: дело в том, что как раз он в тех горах в начале зимы не бывал – раненого, его отправили в лагерь Четвертого легиона в Берзобисе. Но про морозы, метели и стужу так красочно рассказывал Кука, что Приск как будто наяву видел снежную круговерть, заросшие буками и елями склоны и римские легионы, отступающие по узкой, только что прорубленной в лесу дороге. Так и не нашли они в первую кампанию дороги к Сармизегетузе.

– Что творится вокруг, наши ребята не ведают, – закончил Тиресий. – Говорят – чувствуют себя слепыми кротами в чужой норе.

Лонгин кивнул. Трудно было не согласиться. Сам он уже дважды объезжал новые владения Рима на северном берегу Данубия-Истра. На западе даки грабили языгов и загоняли их в горы, на востоке каждый день горели римские поселения.

– Думаешь, Децебал не смирился? – спросил Лонгин.

– Смирился? – ухмыльнулся Тиресий и покачал головой. – Смирным его сделают ледяные воды Стикса, да и то я в этом не уверен. Но полагаю: сейчас ему в драку лезть нет выгоды. Людей мало. Слишком много погибло на прежней войне – лет десять придется ждать, пока новое поколение вырастет.

– Он может кликнуть вождей с севера и хорошо заплатить, – предположил Приск.

– Заплатить могут и римляне дакийским золотом. Варварские вожди это понимают, – хмыкнул Лонгин. – Особенно языги. Кто-кто, а языги даков ненавидят, как и те – их. Там у них очередная драчка, языгов побили, и теперь побитые вожди шлют жалобы императору.

Приска удивляла простецкая, намеренно примитивная речь Лонгина. Сам центурион порой любил щегольнуть витиеватой фразой или греческой цитатой, хотя с годами желание это появлялось все реже и реже, а привязывались, засоряя речь, нелепые поговорки и выражения или вовсе варварские словечки.

– Так ты полагаешь, Тиресий, Траяну надо первым напасть, пока Децебал не собрался с силами? – спросил вдруг Лонгин у разведчика.