— Вообще-то я теперь все время ношу штаны, — признался Приск. — Так для очень важной части тела надежнее.
— Вот похабники! — хмыкнула Кориолла.
— Подруга солдата! Привыкни с дерзким словам! — заговорил вдруг Фламма, изрядно захмелевший.
Малыш притащил для малышки Флорис замечательную колыбель — сам сработал, о чем радостно сообщил, ставя подарок на пол.
Про Валенса Кориолла ничего не говорила, а Приск и не стал спрашивать — приходил, не приходил, навязывался, приставал — неважно. Ясно, ничего старику не обломилось, раз пришлось продать дом, — впрочем, у старого поклонника Бахуса денег никогда не водилось.
Десять дней, пожалованные Требонием, пролетели как миг. А дальше пошли служебные будни — военный трибун велел спешно укреплять поселение вокруг Дробеты земляным валом да кольями — война, пусть и не объявленная, стучалась в дверь, и даже Требонию было ясно, что даки могут объявиться на берегах реки в любой момент. После смерти Лонгина цена всем прежним договорам была — медный асс.
В эту зиму Данубий не замерзал, река вскрылась рано, зато варвары пожаловали в низовья и ограбили сразу несколько караванов судов, идущих вверх по течению.
В Дробету прибыл отряд новобранцев, вроде как обученных, но ничего толком не умеющих, и теперь Приск тренировал их до потемнения в глазах — как когда-то Валенс мучил восьмерых тиронов-мальчишек.
Лорику он купил, взяв деньги в долг, шлем ему подарил Малыш, а поперечный гребень — старый центурион из Дробеты, уходивший в отставку по ранению. Одно было неясно: как и где устроить Кориоллу, Малышку и Флорис. Прим и Галка могли жить вместе с Обжорой — но женщинам в лагере было не место, и Требоний пока закрывал на нарушение глаза — но лишь до той поры, пока не придет известие, что Траян выступил из Рима. А что император вскоре отправится в поход, было ясно всем.
Пришлось центуриону набрать у товарищей в долг — у Тиресия, Фламмы, даже у Оклация, после чего Кука отправился подыскивать комнатку в поселке. Расценки, конечно, здесь были не римские, но все равно Кука скрежетал зубами, до хрипоты торговался, ругался, грозил, наконец сговорился на две жалкие клетушки: одна для женщин, вторая — кладовая и кухня, где должны были спать рабы.
Переезжать пришлось в спешке, потому что теплым апрельским утром явился к центуриону в дом Малыш и сказал, смущенно глядя в пол:
— Пришло письмо от Адриана. Траян назначил его командовать Первым легионом Минервы. Нас он всех берет к себе. Пришел приказ о переводе — почти весь наш «славный контуберний» отправляют к нему, только Луций Корнелий остается в Ракаи.
— Ты вроде как и не рад? — спросил Приск.
— Я думал… — Малыш замялся, — что так и пребуду при машинах.
— Как будто в Первом легионе Минервы нет машин! — хмыкнул Приск.
Малыш на миг опешил, потом расплылся в улыбке:
— А ведь правда!
Глава IV
ТУЧИ СГУЩАЮТСЯ
Легион Везины — как гордо именовал пилеат свое соединение, взял штурмом лагерь на Бистре и вырезал весь гарнизон. Подобрались даки к укреплениям еще до рассвета, когда небо на востоке только-только начало светлеть, а всю долину наполнял густой белый туман. Даки ринулись на штурм, засыпав стены лагеря стрелами и подкатив сразу к двум воротам тараны. Один из караульных что-то успел прокричать, прежде чем стрела сбила его с башни. Но сигнал на подъем еще не звучал, и, хотя несколько мгновений спустя в лагере подняли тревогу, загорелся заранее приготовленный на случай ночной атаки стог сена, но поздно было играть трубам, поздно надевать лорики и хвататься за мечи — створки ворот с грохотом рухнули, и лагерь смертной волной затопили даки. Всех, кто находился внутри стен, вырезали — всех до единого, включая рабов и прислугу. Лагерь жечь не стали, но убитым отрезали головы и унесли с собой — выставить на копьях как свидетельство славы. А тела оставили на добычу лесному зверью, что не замедлило пожаловать на пир.
Наместником Нижней Мезии был ныне Луций Фабий Юст, человек исполнительный и Траяну преданный, однако вряд ли император мог бы ему доверить командование армией, как когда-то позволил это сделать Лаберию Максиму.