– Симплиций, – позвал центурион, и легионер, сопровождавший Тиатрес и Мелантэ, встал по стойке «смирно». Центурион что-то приказал ему на латинском, и тот отдал ему честь.
– Тессарарий Симплиций проводит вас до вашей лодки, – объявил центурион, – и отпустит часовых. Я поздравляю вас с тем, что обвинение снято.
С этими словами он развернулся и зашагал прочь. Ани раскрыл от удивления рот и, едва ворочая языком от волнения, окликнул его:
– Г-г-господин?
Центурион остановился и спросил:
– Что тебе еще?
– А молодой человек по имени Арион, которого обвинили вместе со мной... Его тоже отпустили?
Центурион помрачнел и, снова приблизившись к своим недавним пленникам, сообщил:
– Он у военачальника. – И тут же поинтересовался: – Что ты знаешь об этом мальчишке? Он говорит правду?
– Мне кажется, что да, – с тревогой в голосе пробормотал удивленный этим вопросом Ани. – Я не очень много знаю о его семье, но он был честен со мной.
– Слишком быстро и красиво он говорит, чтобы все это было правдой, – мрачно заявил центурион. – Умеет врать, как настоящий грек, но на хорошей латыни. Кроме того, он болен. Скажи, зачем ты привез его сюда?
– Я буду рад забрать его с собой, – несмело ответил Ани. Центурион пристально посмотрел на него, а затем сердито покачал головой.
– Нет, он сейчас нужен военачальнику. – Римлянин круто развернулся и пошел к своей палатке.
– Гортал не любить поэзия, – негромко пояснил римлянин по имени Симплиций. Казалось, поведение центуриона позабавило его. – Не любить слишком умные греки. Пошли. Идем к лодка.
Он дотронулся до руки Ани и показал, куда нужно идти. Ани, словно во сне, побрел в указанную сторону, а вслед за ним потянулись все остальные.
Когда Симплиций привел всю эту чумазую компанию к ворогам, Ани опасался, что стражники не пропустят их. Оказавшись за воротами лагеря и уже направляясь к докам, он еще долго не мог избавиться от ощущения, что вот-вот за их спиной появится вооруженный отряд, который потащит их обратно. Наконец, когда они прибыли на пристань, Ани был внутренне готов к тому, что лодки у причала не окажется.
Но «Сотерия» стояла там, где и была. Симплиций весело перекинулся парой слов с часовыми. Похлопав друг друга по спине, римляне помахали на прощание рукой и отправились восвояси. Египтяне остались стоять у своей лодки – абсолютно свободные. Торговцы с соседней лодки не высовывались, пока римские легионеры находились на причале, но теперь они выбежали и начали расспрашивать, что же произошло. Следом за ними появились Серапион с Изидором, а за ними – визжащая от радости нянька. Серапион бросился к отцу, обхватил ручонками его шею и заплакал, уткнувшись ему в плечо.
Только сейчас Ани начал осознавать, что они и в самом деле на свободе. Что-то в нем дрогнуло, и он устало опустился на причал, чуть не уронив при этом в реку свои бумаги. Он поцеловал сыновей и зарыдал.
Только к полудню Ани наконец-таки пришел в себя и мог чем-то заняться. Сперва нужно было помыться, отдохнуть, поесть, проверить, не пропало ли что из груза, отблагодарить соседей, утешить семью и всю остальную команду. Со стороны центра Птолемаиды, с высокого холма, время от времени доносились восторженные крики толпы, но никаких признаков мятежа не было. Владельцы одной из барж, но не торговцы углем, которые успели насмотреться на римлян на всю оставшуюся жизнь, а другие, осмелились пойти в город, чтобы узнать, что происходит.
Вернувшись через несколько часов, они сообщили, что жители Птолемаиды Гермейской официально признали римское господство и поклялись в верности императору. Горожане с радостью приветствовали провозглашенную политику амнистии в Египте, который только что стал римской провинцией, и с бурным восторгом восприняли слова военачальника, объявившего, что он приносит в дар городскому храму жертвенник Юлия Цезаря.
– Тот молодой человек, который был с вами, – сказал хозяин баржи, – стоял за спиной военачальника и шептал ему что-то на ухо. Люди говорили, что эта идея с жертвенником была его. Еще болтали, будто бы он тот самый человек, который осквернил жертвенник царицы Клеопатры и поэтому предложил поставить новый алтарь, чтобы как-то компенсировать ущерб. Цезарь был первым мужем Клеопатры, которая воздвигла храм в его честь, и ему, скорее всего, понравилась бы эта идея.
– Ты сказал, что Арион осквернил жертвенник царицы? – переспросил сбитый с толку Ани. Это было просто невероятно, но новость о том, что Арион мог шептать что-то на ухо военачальнику, была не менее фантастической.
– Ты разве ничего не слышал? Этот юноша вроде бы хотел срезать свои локоны в знак скорби по царице и, случайно порезав себе руку, осквернил своей кровью алтарь.
– Нет, я ничего не слышал, – ответил Ани, бросив недоуменный взгляд на Мелантэ.
Та, казалось, тоже была в замешательстве.