Наследник моего мужа

— Думаешь, много они попросят? — спросила, чтобы хоть разрушить гнетущую тишину.

— Думаю, да.

Вот и весь разговор. Только иногда он предупреждающе называл мое имя, когда на пути оказывалось дерево, а я была занята разглядыванием дороги, следов, что могли помочь понять, права ли я была насчет Ярослава. Вдруг он все-таки такая же жертва и все подозрительные вещи лишь плод моего больного ревностью и страхами воображения?

К выходу на трассу в моем кулаке образовалась приличная горстка лепестков, но понимания, что же все-таки произошло в ту злополучную ночь, не произошло. Я только больше запуталась в выводах и чувствах. Оставалось надеяться на Бориса, его связи и выдержку, которой он славился всегда. Он и раньше все мои истерики гасил щелчком пальцев или одним хлестким словом. Только вот ни одна обида, какими я болела в ранние годы наших отношений, не сравнится с тем, что творилось в моей душе сейчас. Там пустыня, которая никогда не видела воды. Трещины становились все шире, а земля — все раскаленнее. И я там, брела босиком в поисках родного человека. И только Борис, как оазис, сверкал надеждой где-то вдалеке.

Нас уже ждал внедорожник, а я задавалась вопросом, ждала ли детей машина? Какая она была? Не положили ли Миру как мешок в багажник? А главное — как они подготовились к ее болезни? Проверяют ли состояние, помогают ли справляться с приступами кашля?

Эти вопросы мешали мыслить рационально, и я, уже не чувствуя ничего, кроме агонии во всем теле, начала захлебываться беззвучными рыданиями, пока мы ехали до дома. На слова и попытки Бориса успокоить не реагировала, до меня просто не доходил смысл того, что он говорил.

Поэтому даже не возразила, когда он поднял меня на руки и отнес в дом, уложил в постель. Не среагировала, даже когда вколол мне успокоительное. Было плевать на все, кроме мыслей о том, как там Мира, не страдает ли она. Не плачет ли. Не возненавидит ли она меня после такого испытания. Но самое страшное — выдержит ли ее тело. Сможет ли продержаться сердце до операции…

Наутро я проснулась, когда шторы резким движением распахнули. Уже по запаху поняла, что это пришла мама и сейчас начнутся наставления. Но она, что удивительно, просто села на кровати и поставила поднос мне на колени.

— Когда ты была маленькая, то часто сбегала из дома…

— Мама, как можно сравнивать….

— Ты мать послушай! — рявкнула она, как в детстве, когда я пыталась отстаивать свою позицию.

Я стыдливо замолчала и просто начала запихивать в рот, все что было на подносе. Булочки, фрукты, вареные яйца. Наверняка это все просто выскочит из меня в скором времени, но сейчас нужно сделать все, чтобы не нагрубить матери, хотя очень хотелось. Я уже слышала все это. Еще когда первый раз они узнали, что я с Борисом. Мне пытались втолковать, что это за человек. Что с таким обыкновенного счастья не построишь. Что на волка всегда найдется волкодав. Что таким людям нельзя иметь семью. И я все это понимала, принимала, соглашалась, но имела всегда неоспоримую позицию. Борис не допустит ничего плохого. Никогда. И сейчас я буду нести в себе эту мысль как знамя. Что бы мама ни сказала.

— Ты была счастливым ребенком, но порой казалось, что находишься не здесь. Тебя всегда пугали и лес, и озеро, и горы. Ты до панических атак не хотела ступать на лесную тропу.

— Когда? — удивленно буркнула я, проглотив кусок апельсина.

— До шести лет. Но все закончилось в один миг, когда Ульяна над тобой посмеялась в открытую. Сказала, что ты никогда не сможешь стать взрослой, если будешь всего бояться. И знаешь, что ты сделала?

— Сбежала… — припомнила я жуткое темное место и как кричала и звала маму.

— Да, мы искали тебя два дня. Никогда не забуду, как ударила Ульяну за ее смех. Никогда не забуду тот ужас, который перекрывал доступ к кислороду, когда снова и снова мне говорили, что тебя не нашли. Огромный лес, дикие звери, маньяки… Я действительно не знала, что думать. Куда бежать. Мне казалось, что сейчас лягу и буду умирать вместе с тобой, но я держалась, потому что верила: моя умная девочка не поступит так со мной. Не бросит меня.

— Так что случилось?

— Ты вернулась сама. Забралась на какое-то дерево, посмотрела дорогу и вернулась. Ты поборола страхи и стала сорванцом. Никогда не забуду того высокомерия, с которым ты посмотрела на Ульяну. В тот момент, несмотря на ревность, ты была выше нее. И знаешь, я верю, что в Мире больше от тебя, чем от Бориса. Верю, что она перестанет бояться и сделает все, что нужно. Верю, что ты перестанешь жалеть себя.

Я отложила поднос, обняла маму как можно крепче, не веря себе. Но ее слова, рассказ, жесткий взгляд помогли лучше, чем грубый секс с Борисом. Ведь я действительно больше себя жалею, боюсь остаться без Миры, но совсем не думаю, каково ей. Страшно. Грустно. Больно. Почему до сих пор нам никто не дал поговорить с ней? Почему они так тянут?

Я вскочила с кровати, быстро приняла душ, заплела волосы в косу и собралась спуститься к Борису, но решила, что нужно кое-что сделать.