Наследник моего мужа

Я, честно, не знаю, как потом жить с Борисом. И как он собирается мне все это объяснять. Нет, он, конечно, все разложит по полочкам, а я буду дурочкой кивать. Но все никогда не будет прежним. Теперь я никогда не смогу доверять Борису на сто процентов. Да и не знаю, доверяла ли… Скорее просто отпустила ситуацию и поплыла по течению. Так что удивительного, что на пути попался водопад. Такой высокий, что тело знобит до сих пор, а от удара об воду остались ожоги…

Металась по комнате несколько часов, пока не села и не стала гипнотизировать дверь. Неужели они действительно решат меня изнасиловать. Неужели решат унизить жену Бориса?

А как там Мира? Кушает ли? Не болеет? Спит? Почему мне никто ничего не скажет о ней.

Дверь вдруг открывается, входит светловатый парень довольно крупный по комплекции, но с глупым выражением лица. Его одежда весьма поношенная, а под ногтями грязь, словно застывшая навеки. Я молча смотрела, как он ставил на столик, заставленный едой, поднос, и вдруг поняла, что все, что на нем, может быть отравлено. Ну пусть не отравлено, но накачать меня могут только так. И что этого не случилось днем — настоящее везение.

Буду аккуратнее.

Парень поднимается во весь свой рост и долго меня рассматривает. Жадно взирает на все голые участки кожи, а я начинаю понимать, о чем говорил старик. Им плевать на жизнь, когда есть возможность поиметь жену богатого человека. Будем реалистами, где еще они такую встретят. Мне уже становится не по себе, потому что я остро осознаю, что, если он что-то захочет взять, я вряд ли смогу его остановить. Только если окончательно, только если отобрать жизнь. Готова ли я на такое.

Готова, что уж тут говорить.

Он шумно вздыхает, идет по направлению к выходу, и вдруг не закрывает дверь. Просто оставляет ее приоткрытой и последний раз смотрит на меня своими темными глазами. Меня потряхивает, потому что я понимаю этот посыл. Я могу уйти, но ему нужна плата. А я уже знаю, что готова заплатить, если мне позволят увидеть дочь. Но чего я добьюсь своим побегом. Кому сделаю лучше?

Наверное, поэтому, как только он уходит, я вскрикиваю и хлопаю дверью, а потом, посмотрев вокруг, и вовсе пододвигаю к ней комод. Долго ли этих зверей сдержит запрет не трогать меня, долго ли сдержат зверей, что украли Миру, не убивать ее. В этот момент я очень радуюсь, что ей всего пять и она вряд ли вызовет желание. Очень надеюсь, что она не будет никого раздражать, а тихонько посидит и подождет спасения.

Как же хочется, чтобы план Ивана сработала. Как же хочется прижаться к своей девочке и услышать заветное: «Мама».

Выглядываю в окно и вижу несколько парней, что курят у ворот, что-то бурно обсуждая. Старика нигде нет, и меня это пугает. Но еще страшнее, когда ветер доносит до меня фразу.

— Она никому не решится сказать.

«Бл…», — почти выругиваюсь я, отпрянув от окна, думая об этой фразе, словно она заноза под кожей, которая причиняет адский дискомфорт. А потом смотрю на них, считая, и замечаю сквозь страх, покрывший тело ледяной корочкой, что они все поглядывают на мое окно.

Да, Боже! Неужели им так мало платят, что они готовы распрощаться с жизнью ради оного насильственного акта.

Я хватаю с подноса вилку и пихаю ее под подушку. Ладно, пусть придут. Одному проколю мошонку, посмотрим, какое желание это вызовет у остальных, если решаться продолжать свои грубые игры.

Спать не ложусь, считая минуты в ожидании неизбежного. Тот светлый придет. Он самый решительный. А остальные? Смогу ли я это пережить? Смогу, конечно. Ради Миры да, но смогу ли потом жить полноценной жизнью.

Спустя два часа тихого

диалога с самой собой я слышу скрип и шлепанье босых ног по полу. Судя по шуму, смертник один и я поворачиваюсь на живот и сразу крепко обхватываю вилку. Трогаю пальцами зубцы, уже представляя, как они будут протыкать плоть.

Дверь пытаются открыть, но комод мешает. Но разве это остановит человека, который пришел взять желанное. Он молчит и просто начинает толкаться в дверь. Снова и снова. Снова и снова, пока меня уже трясет, пока я вскакиваю и беру ту же лампу во вторую руку. Я так просто не дамся. Убить меня не убьют, значит, у меня есть фора. Мне на их жизнь абсолютно плевать.

Я встаю за комодом, поднимаю руки, чтобы быть готовой к нападению. Спустя еще минуту комод поддается. Пока за дверью смертник сквозь зубы мычит и рычит, напрягая все мышцы.

Наконец дверь приоткрыта, он готов войти, а вот мне адреналин превратил в ад, который готов выплеснуться на насильника. Я уже шагаю вперед, уже открываю рот, словно готовая воинственно кричать Амазонкой, как вдруг передо мной падает тело. Я отпрыгиваю, действительно узнавая светлые волосы принёсшего мне еду парня, но больше меня интересует нож в очень конкретном месте на его шее. Это артерия, один удар, и он умирает от болевого шока, не успев осознать, что произошло. А главное, кто его убил.

А меня пугает этот вопрос, потому что его мог порешить другой насильник. Но посмотрев в темноту, я вижу силуэт совсем маленького человека. Совсем не человека. Ребенка.