Наследник огня и пепла. Том IV (СИ)

Своей фразой Вокула подвел итог моей политической перестройке. Я сформировал нечто, что могло быть названо парламентом. От каждой сотни, записанной в Серебряной книге, был выбран один представитель в Нижнюю палату. Таких набралось тридцать шесть. От каждых десяти, записанных в Золотую Книгу, тоже по одному. Этих набралось больше сорока. Разумеется, аристократы в принципе не могли бы сидеть в одном помещении с простыми людьми — дело бы неизбежно кончилось конфликтами. Поэтому я отделил первых от вторых, сформировав Серебряное и Золотое Собрания. Вокуле пришлось попотеть, составляя свод правил для моего парламента. Не став изобретать велосипед, большую часть обязанностей и прав я оставил за Серебряными. Как нижняя палата парламента в моем мире. Они могли создавать законы, вносить в них правки, формировать комиссии по отдельно взятым делам и назначать ответственных. Золотые могли только принимать или не принимать готовые решения. С последним было плохо — слишком запуганные недавними кровавыми событиями, аристократы не хотели ссориться с топ-топами снова.

Я, пользуясь нежданно свалившейся на меня властью, громко и ярко отменил половину налогов, тихонько поставил судьёй Дйева, скорее за его популярность в народе, а не за соответствие должности. Сам я с этим, явно любопытным человеком, пока так и не встретился. Но главное, совсем не заметно, пользуясь первыми неделями вседозволенности вписал в законы Караэна положения о Братствах. И немного подправил указы о Храмах. Гвена немедленно стала главой Братства Менестрелей. В отличии от Королевства на западе, где умение петь входило в рыцарские добродетели, в Регентстве ходить по дорогам с лютней в руках считалось лишь чуть менее позорным вариантом попрошайничества. Однако, пьяницы и болтуны Гвены, которых она навербовала еще до моего отъезда, таинственным образом оказались если не во главе топ-топов, то очень близко к их верхушке, и уж точно, одними из самых заметных. Я посчитал что Гвена подает надежды, но ей не хватает организации. И решил что если её сеть осведомителей легализовать хотя бы частично, это пойдет на пользу делу.

Однако самым моим важным достижением была поддержка единственных организованных и мощных центров силы. Которые так явно проявились во время смуты, особенно на фоне жалкой аморфности городской стражи и раздробленности аристократических родов. Я смог договориться с гильдиями. Это было просто. Я пообещал им что не стану претендовать на единовластное правление, и за это они были готовы сделать для меня все, что я попрошу. Учитывая, что короноваться в отдельно взятом Караэне планов у меня и не было, я с легкостью дал такое обещание.

Вокула всегда начинал нашу планерку нудной сводкой о политической и экономической ситуации в городе. Сегодняшняя была лучше, чем обычно — если не считать продолжающихся беспорядков за городом, все вернулось в свою колею. Помогло то, что после местного праздника, Панилия, начиналась уборка урожая. Большая часть людей стало не до того. С теми же, кто вошел во вкус и пытался продолжить жить разбоем, потихоньку справлялись очухавшиеся аристократы и ополчение. После него слово взял Эфест.

— Я закончил изучение подземной тюрьмы под Университетом, — без предисловий начал он. — В ней вот уже более ста лет содержится могущественный вампир, бывший некогда высокопоставленным Таэнским жрецом…

— Вампир в Имперском Культе? — недоверчиво переспросил Сперат.

— Да. Видимо, недобиток с Великого Очищения. Это когда Регенство очистилось от вампирской скверны… — немедленно включил лектора Эфест.

— Детали пока не нужны. Зачем он там? И можно ли от него избавиться? — перебил я старого волшебника.

— Полагаю, Ректор Фро получил от него большую часть своих знаний касательно некромантии. Убить это чудовище можно. Пока мы с лекторами работаем над деталями… — ответил Эфест.

— Вы рассказали о нем остальным колдунам? — возмутился за меня Сперат.

— Молодой рыцарь, запомните мои слова, — вздохнул Эфест. — Ничто так не объединяет, как общая цель.

— Общий враг, — поправил его Вокула.

— В данном случае, это одно и то же, — в практической дипломатичности Эфест не уступал моему казначею. А скорее, превосходил его. — Подобное чудовище должно быть уничтожено. Это очевидно любому разумному человеку…