Нажимаю отбой. И вновь поднимаю изучающий взор. Сложно сказать, что творится внутри. Она папу подговорила? Как это было?
А сейчас просто делает вид, что все прекрасно. В это тоже верится с трудом.
Мама… такая родная. Она всегда меня защищала перед отцом, даже если после это ее противостояние мужу выливалось в громкий скандал.
По натуре мама довольно мягкий человек. Я бы даже сказал, она всегда без давления и окольными путями гнёт свою линию. Это не напрягает, не отталкивает и частенько приводит к результату.
— Все в порядке? — выводит из задумчивости нежный голос.
— Да. В полном.
— Ты немного в лице поменялся.
Смотрю на свою девочку и понимаю, что готов ради неё на все. Я и тогда был готов против семьи пойти. И сейчас пойду, если придётся.
Крепко обнимаю ее прямо на глазах у мамы, и плевать, что это может вызвать приступ недовольства.
— Ты что? — напряжение пропитывает ее голос.
— Хочу, чтоб ты знала, — шепчу тихо, так, чтоб слышала только она. — Я больше никому не позволю тебя обидеть.
— Что случилось? — любимые глаза распахиваются. Владу напрягает мое поведение. Пора заканчивать.
Но так не хочется выпускать ее из объятий. Впервые она позволила подобное. И да, я делаю это специально. Потому что мама бросает на нас тёплые взгляды, а ее губ касается слабая улыбка.
Всем своим видом я заявляю, что Влада не просто стечение обстоятельств и в моей жизни занимает куда более прочное положение.
— Пустяки. Неожиданные небольшие неприятности, которые отнимут время, — вдыхаю запах ее волос и целую в макушку, — только и всего. Нам пора.
— Полчаса у нас ещё есть. Нужно срываться, но ничего не произошло?
— Планы немного поменялись. Я вас домой сейчас отвезу и уеду.
Влада прекрасно понимает, что что-то не так, но оставаться здесь и дальше с моими малышами я не хочу. Вернусь через часа полтора-два. Если дороги окажутся свободными. И тогда мы поговорим с той, кому я бесконечно доверял всегда.
Мама, конечно же, «очень расстроилась» и попросила ещё разок встретиться с Владой и Мишкой.
— Давайте позже решим, — обрубаю домыслы на корню и мечтаю поскорее вернуться, чтобы расставить все точки над i. И услышать… что? Признание?
Дорога до Влады туда-обратно, рабочие звонки и проверка почты отняли около трёх часов. Каждая секунда которых ослепляла недоверием и разочарованием. Второй раз одну и ту же ошибку я не допущу. И я жажду услышать ЕЁ версию.
Все-таки нужно дать возможность высказаться, оправдаться. С некоторых пор я усвоил это очень хорошо.
Миную ворота, которые сам так тщательно выбирал, и останавливаюсь. Оставляю машину прямо на подъезде к дому. Был бы с водителем — не знал бы, куда деть руки от обжигающего нетерпения.
Наконец дверь распахивается, и я прошу домработницу позвать хозяйку дома.
— Сынок? А вы разве не уехали? Мишенька забыл что-то?
— Пройдём в кабинет отца.
В этой комнате все осталось таким же, как и при жизни папы. Почти. Огромное окно с тяжёлыми темно-зелёными шторами. Много книг. Массивный письменный стол из ореха. Лакированное дерево всегда казалось мне слишком темным и громоздким, но отец особенно любил такую мебель.
Отмечаю, что пыли нет. Везде чисто, свежо, проветрено. Работники клининга знают своё дело.
Мне известно, что мама сюда никогда не заходит. Но трогать и выбрасывать ничего не разрешает.
— Я вернулся поговорить, — занимаю отцовское кресло, маме лишь остаётся подъехать к противоположному концу. — Нужно обсудить кое-что из прошлого. Мам. Мне все известно, но я отказываюсь верить. И мне просто необходимо услышать твою версию.
— Что случилось, сынок?
— Я знаю о твоей Ольге. Я просто не верю, что вы с отцом могли… — я осекаюсь, потому что глаза мамы тут же наполняются неверием и ужасом.
В ее взгляде осознание. Она все понимает. Нет наигранного испуга. Жалкого артистизма. Она принимает все как есть.
— Могли, сын. Все ошибаются. И мы с папой не исключение.
— Ты так спокойно об этом говоришь?
— А что мне ещё остаётся? — она опускает взгляд, лицо ее искажает боль. — Никогда не думала, что придётся обсуждать это с тобой.
— Придётся, мам. Придётся. Очень тяжело поверить в то, что мои самые родные…
— Демид, — мама перебивает, тон ее серьёзный, тихий. А в голосе неприкрытая боль. — Измену простить ещё тяжелее, поверь. И я, право слово, считаю, что тебе незачем в этом копаться. Тем более что папы уже нет. И это слишком личное.
— Какую измену? — уставившись на маму, я округляю глаза.
— Ты ведь сам сказал, что тебе все известно. Насчёт Ольги и папы. Или… ты что-то другое имел в виду?
Глава 31
Мама недоверчиво на меня смотрит и понимает, что я ошарашен по полной программе. Как будто дух вышибли. Воздух застревает в легких, язык прилипает к нёбу. Сказать нечего. Просто нечего.
— А что ты тогда подразумевал?
— Нет, подожди. Твоя подруга и отец… они любовниками были?
— Были. Но ты, видимо, собирался спросить о чем-то другом?
— Мне нужно, чтобы ты мне все рассказала.
— Я уже жалею, что открыла даже это. Демид, это ведь касается только нас с папой, тебе незачем знать.