Перед нами расступались ниуды и чароиты, пропуская дальше.
Их осталось совсем немного, буквально наперечёт.
Лидер ниудов, Кувалда Тамхас, погиб в Тафаларе от рук моих парней, и ждать доброго отношения от ниудов не приходилось. Это я понимал сразу. Они с ненавистью смотрели на меня и моих бойцов. Все здесь отлично помнили, кто уничтожил Цуо и перебил сотни их товарищей.
И этого они никогда не забудут, как бы ни встречала нас царица.
Мои уцелевшие Целители сразу устроили в Атифе госпиталь, ими управляла Мидори. От её взбалмошности и детской безалаберности не осталось и следа. Она распределяла раненых чётко, быстро и строго следила за исполнением своих приказов, а сама бралась за самых тяжёлых и безнадёжных пациентов.
Таких было много, до горечи много.
Двое умерли прямо у Мидори на руках, но кого-то ей удавалось спасти, буквально вытащить с того света. Таким стал Платон Саблин, которого Кувалда Тамхас насадил на гвозди своей гигантской палицы.
— Ну вот... он уже нормально дышит, — тихо сказала мне Мидори, когда я пришёл помочь ей с целительством.
Я, конечно, был не так хорош, как она. Даже близко не так хорош, но мог помочь всё равно.
Сейчас каждая секунда и любая помощь могли спасти чью-то жизнь.
Мидори отдавала приказы всем полевым Целителям. В том числе, и мне, потому что госпиталь был территорией её безграничного господства. Я покорно выполнял всё, что она говорила. Готовил мази, останавливал кровотечения, промывал раны растворами, а порой мы вместе читали заговоры на призыв природных сил, чтобы усилить действия зелий, которых было совсем немного.
Всю ночь мы лечили раненых, и никто не сомкнул глаз.
Те, кто не был Целителем, помогали, как могли. Бегали за водой, носили полотенца, перевязывали раненых. Совместными усилиями мы спасли многих. Мичи, Котов, даже однорукая Бородинская — все забыли про собственные раны и помогали. Пришёл и мой отец с помощниками. Он лечил людей совсем иначе, но тоже действенно, и его врачебный опыт сильно пригодился.
Даже Демон, и тот старался помочь. Он подходил к раненым, вставал рядом и будто лечил их своей аурой, но порой поскуливал, когда чуял, что пациент совсем плох. Так он скулил около Лёвы Зверева, долго и протяжно, но именно Лёва стал последним, кто выжил в эту ночь.
Я буквально молился о его жизни, пока Мидори колдовала над умирающим парнем. Она никого не подпускала к Лёве, всё делала сама и истратила почти все свои силы.
И в который раз я поразился, откуда в ней столько резерва?..
Порой мне казалось, что она, как и я, наращивает его, когда очень нужно, но даже сама этого не замечает. Именно при спасении Лёвы Мидори повысила свои лечебные навыки настолько, что все Целители смотрели на это, как на чудо.
Девушка читала заговор, а тело почти бездыханного парня покрывали полупрозрачные лианы. Они вырастали из пола, опутывали каменную кровать и оплетали Лёву, как мумию — с ног до головы. Их лечебное действие начиналось сразу, как только лианы прикасались к коже.
При этом сама Мидори тоже менялась.
На её голове вырастал венец из ветвей, а когда она прилагала максимум сил, то на венце распускались мелкие белые цветы. Её измазанная в пыли кожа начинала озаряться светом и становилась будто фарфоровой. В эти моменты Мидори была особенно красивой.
Когда эта адская ночь всё-таки закончилась, я вышел из госпиталя в соседнюю комнату, прислонился к ледяной стене и прикрыл глаза от усталости.
— Они ведь выживут? — тихо спросили рядом.
Я открыл глаза и увидел, что ко мне идёт Акулина.
Она опиралась на костыли, хотя Мидори вообще не разрешала ей вставать, чтобы кости на ноге срослись нормально.
— Не знаю, — ответил я.
Многих удалось спасти после отхода из Тафалара, но, похоже, Акулина говорила не о них. Мы оба подумали об одном и том же.
О тех, кто остался в доме, в Западном Нартоне. О моей матери, о Фуми Галее, о семье Хегевара и остальных.
Я опустил глаза.
Если одновременно со штурмом Тафалара происходило уничтожение моего Клана в тылу, то я уже ничего не мог сделать. Не знаю почему, но я подумал об Исидоре. Она тоже осталась там и должна была следить за обстановкой вместе с Галеем.
— Исидора... она не подведёт, — прошептал я, глядя на Акулину.
Та уверенна кивнула.
— Да. Уж Исидора точно не подведёт.
***
Интерлюдия седьмая. Исидора Гран
Она ждала чего угодно, но только не этого!
Исидора не сомкнула глаз после того, как основной костяк Дома Волкова отправился в Тафалар воевать.
В те восемь боевых групп вошли Витязи Платона Саблина, Андрея Котова, Рады Бородинской и Лёвы Зверева, Стражи Мичи Хегевара, Жрецы Назара Хобина, Охотники Ильи Разумовского и Целители Мидори.
Исидора волновалась за каждого, как за саму себя.
Но когда представляла, что кто-то причинит боль Платону Саблину, то её охватывала такая паника, что она не могла дышать.
Кирилл доверял Платону самые сложные и опасные задания, и все это знали, а тот никогда не отказывался от этой роли и даже сам лез туда, где погорячее.